объяснение этому обстоятельству.
Я вышел во двор, осмотрелся: высокий, метра в два с половиной, глухой забор – граница с соседями, в заборе одна-единственная калитка, в калитке вырезана смотровая щель, похожая на тюремную, с той лишь разницей, что заслонка находится с моей стороны. Я отодвинул заслонку, поглядел сквозь щель и почти не удивился тому, что прямо напротив калитки, вплотную прижавшись к противоположному забору левой стороной, стоял «Гольф», а из него за калиткой внимательно наблюдали двое. Я угодил в крысоловку…
Илья ввинтил в пепельницу окурок, посмотрел на экран компьютера, отчего-то поморщился и после «крысоловки» поставил точку, буквально воткнув палец в кнопку на клавиатуре. От этого вместо точки получилось многоточие:
– Хорошая примета, – пробормотал Илья. – Многоточие – всегда надежда на продолжение.
Он схватил со стола пачку свежеотпечатанных листков, кинул эту пачку в портфель и вызвал машину. В назначенный час все они, за исключением Феликса, который сослался на неотложные дела, встретились в ресторане. Ванечка выглядел несвежим и часто выходил из-за стола по естественным надобностям. Все отнеслись к этому с пониманием.
Читка сценария проходила в расслабленной, доброжелательной обстановке, и, несмотря на сумеречное состояние, содержание произвело на Ванечку нужное впечатление. Он вдохновился и заказал коктейль с водкой.
– Обычно я не похмеляюсь, так как считаю это мещанством, – оторвавшись от коктейльной соломинки, извинительно сообщил Ванечка, – но сейчас мне нужно быстро прийти в себя, чтобы понять, что я не ошибся и мне действительно все нравится.
После первого коктейля последовал второй, третий и даже четвертый. Ванечка пылал от вдохновения, от него занялись все присутствующие, и даже Илья, изначально настроенный к собственной идее критически, даже он заразился Ванечкиным порывом.
– Я вижу! – зажмурившись, распевно говорил молодой режиссер. – Себя в монтажной. Я работаю над своим фильмом, он принесет мне славу.
– Так вы согласны? – Илья почувствовал, что между лопаток прокатилась ледяная капля, а в горле стало сухо до скрипа гортани.
– Разумеется! И даже не важно, что пока нет концовки. Вы допишете сценарий в процессе подготовки к съемкам. Осталось только найти инвестора, и можно делать контракт. Эй, кто там?.. Один коктейль сюда.
Туалет стыдливо притаился в углу двора – это был сколоченный из досок пенал, также выкрашенный белой краской: бюджетный, «дачный» вариант. Сидя в туалете, я силился сосредоточиться на плане своего спасения, но с этим не получалось, а вместо инстинкта самосохранения точила голову мысль о сложности собственной личности. Что мешает мне спустить в унитаз всю эту затею с полонием, дернув за шнурок, висящий тут же, справа от меня? Россия – мой сутенер, она забрала у меня все, как у проститутки забирают паспорт, и заставила торговать душой по заграницам. Так не лучше ли будет освободиться от ее влияния и стать невозвращенцем? Семьи у меня нет, родители давно умерли, в доме наверняка живут другие люди – мне некуда возвращаться. И я остался бы, тем более что заградительный отряд в лице Шурика был уничтожен, никаких препятствий. Но в качестве кого? Официанта второсортного кабачка «а-ля рюсс»? Бомбилы-таксиста? Сантехника в отеле? Нет уж. Пусть Россия проехалась по мне асфальтоукладчиком – не беда, все же это Родина, и я отчего-то верю, что в моих силах восстановить свое отутюженное катком имя. И, сидя здесь, в жалком дощатом сортире, в забытом цивилизацией городе страны, которая лишь недавно формально перестала быть колонией, я понимаю, что мне бежать некуда, кроме как назад. Туда, откуда прибежал, – в Россию. И ничего, что путь этот будет долгим – я его одолею. Вот только вопрос: откуда начать? Я блокирован в доме до прихода Ахмета. Принимая во внимание бутылку отравленного, а я в этом совершенно не сомневался, виски, у него на мой счет не самые человеколюбивые намерения. Видимо, когда он обнаружит, что я не подох от того, что все мои кишки расплавились, то устроит что-то наподобие «у кроликов ценный мех и не менее ценное мясо». Его архаровцы из «Гольфа» подвесят меня к потолку, и Ахмет начнет снимать с меня кожу, с живого, полосками по сантиметру. Его будет интересовать цель моего путешествия, но, и получив ответ, он не успокоится до тех пор, пока я не буду напоминать персонаж фильма для людей с крепкой психикой.
А может быть, я преувеличиваю. Может, и виски не отравлен, а просто он «паленый». Изготовленный подпольно где-нибудь неподалеку – да вон, хоть и в соседнем дворе. Может быть, парни в «Гольфе» просто остановились и поджидают кого-то, например своего приятеля, или, если это все же люди Ахмета, он оставил их здесь для моей же безопасности. Может быть. Я не знаю. В моей скверно работающей голове все давным-давно перемешалось – это шизофрения, я знаю. Но она же обострила подозрительность и жажду жизни. Не стану искушать судьбу и доверять ее Ахмету. Я же не мадам Кюри, которая заболела лучевой болезнью ради проверки своей идеи. Хотя и я ради идеи готов на многое.
В Танжере даже в старом городе есть канализация. Вот только устроена она немного не так, как обычная. Это тоннель двухметрового диаметра, стенки которого выложены кирпичом, и лишь поверху через определенные интервалы проделаны отверстия. Отверстия эти без всякого переходника в виде старой доброй фекальной трубы сообщаются с местами общего пользования – собственностью жителей старого города. В тоннеле множество ответвлений, и каждое обслуживает по нескольку туалетов, дерьмо из которых прямиком, без всякого смыва попадает по назначению. Я дико извиняюсь, что приходится столь подробным образом описывать все это, но в тот момент для меня эти подробности вовсе не казались излишними, так как бежать я решил именно через канализацию. С помощью найденного в доме молотка я расширил отверстие и вместе со свинцовым чемоданчиком храбро прыгнул в неизведанное.
Запахи желтого автобуса по сравнению с этим местечком были все равно что ароматы парфюмерного магазина на Елисейских Полях. Я по максимуму стараюсь не освещать все пикантные нюансы своего путешествия по канализационному коллектору, построенному, наверное, еще во времена покорения маврами Испании. Скажу лишь, что и тогда никто особенно не заботился об экологии и передал эту беспечность по наследству потомству. Потомство ничего не стало делать с тем, что все нечистоты из стоков старого города сливались прямо в океан, и славно! Потому что вместе с нечистотами в океан слился и я, собственной персоной.
Сидя на берегу возле костерка, сооруженного из каких-то иссохших прибрежных кустов, я вспоминал хрестоматийные примеры из школьной литературной обязаловки: «Герой нашего времени», «Белеет парус…» и что-то еще. Правда, там, в этих примерах, у романтического сидельца обязательно было чего пожрать, а у меня желудок, кажется, уже переварил сам себя и лишь иногда уныло подвывал в унисон океанскому прибою. Сперва кричали чайки, затем они подались на ночевку, а я все продолжал сидеть у погасшего костра, и не было в моей голове никакого плана на будущее.
Когда нет мыслей о том, что последует дальше, то можно просто лечь и постараться заснуть. Если получится проснуться, то наверняка картинка обновится. Я завалился на правый бок и принялся дергать ногой – обычно этот способ помогал заснуть, помог и в этот раз. Я спал и видел во сне Витю Бута – человека-легенду для многих, а для меня просто знакомого, толстого Витьку, однокашника, с которым мы вместе учились, служили, пили водку, а после разошлись по идейным соображениям.
Мы вместе учились в институте военных переводчиков. Я был первокурсником, а он уже тогда прошел практику в Мозамбике. Именно там Витя понял, на чем можно делать деньги. На поставках оружия дикарям. Дикари всегда воюют – таков их социальный максимум. Он вернулся в Москву и в течение трех месяцев создавал схему, знакомился с высшими офицерами Министерства обороны, обрастал фантастическими связями. Бут всегда имел потрясающий дар убеждения, был гениальным коммерсантом, а это редкость среди военных, которые и рады бы наживаться, но не владеют технологией безопасной сделки. Витя взял на себя все риски: человеком он на тот момент был гражданским, так как немедленно после окончания института из армии уволился, ему ничего не грозило. Он ураганом прошелся по военным складам распавшегося Советского Союза, он контрактовал огромные партии автоматов, зенитных ракет, миллиарды патронов – все, чего жаждали дикари, чтобы успешнее и эффективнее уничтожать друг друга. Бут отправил первые военно-транспортные самолеты в Анголу, продал все «с колес», а самолеты не вернул. Вместо этого он привез доллары, и самолеты испарились из военных документов, словно их никогда там не было. Официально Бут занимался перевозкой цветов из Южной Африки в Арабские Эмираты, но на самом деле цветы его пахли порохом. Бут продает «калашниковы» всем, не испытывая ни к кому никаких симпатий или
