как делал это раньше, но все-таки не совсем так. С ним явно что-то происходило, однако Карл не знал, что, и пока мог об этом только гадать.
— Если откровенно, в начале пути тобой движет лишь жажда власти, ведь так? — император совершенно откровенно пытался разговорить Карла. Вопрос лишь, зачем?
Карл счел возможным промолчать. В конце концов, вопрос императора мог быть и риторическим, или, как минимум, таковым ему, Карлу, представляться.
— Что, Карл, никогда не испытывали этой жажды? — почти зло усмехнулся Евгений.
— Нет.
— И зря. Власть кружит голову и пьянит лучше вина, — император чуть приподнял кубок. — Ты молод. Кровь несется по твоим жилам подобно горному потоку. В душе сражаются духи небес и бездн, и тебе кажется, что ты можешь все. Все, Карл! Даже управлять судьбой. Это сладкое чувство, Карл. Сладчайшее! Вам, вероятно, трудно меня понять, но поверьте на слово, это чудо. Впрочем, правда и то, что на самом деле ты идешь, балансируя на острие меча. Любой неверный шаг чреват гибелью, но и это, в конечном счете, тоже дивное чувство. Опасность способна заставить человека совершать невозможное, однако страх постепенно становится твоим вторым Я. Правда, боишься ты уже не смерти, а поражения, а это, согласитесь, разные вещи. Ведь так?
— Так, — согласился Карл, гадая, зачем Евгению понадобилось все это ему рассказывать. В приступ откровенности императора он не верил, а умысел — пусть пока и не явный — был вполне очевиден.
— Вы не удивлены, — Евгений не спрашивал, он просто сказал вслух то, что было ему известно заранее.
— Пожалуй, нет, — согласился Карл.
— Вот поэтому я с вами об этом и говорю, — грустно улыбнулся в ответ Евгений, который демонстрировал сейчас пугающую быстроту смены настроений. — Вы, Карл, все это знаете и без меня, но, главное, не боитесь сказать об этом прямо. Кто еще при дворе способен на такое? Только вы, да еще, пожалуй, герцог Сагер. Больше никто.
«Я и Гавриель, и больше никто. Но что из этого следует?»
— Так почему же вы пригласили именно меня, ваше величество? — вопрос был не праздный. По общему убеждению, маршал Гавриель являлся едва ли не личным другом императора, что, между прочим, позволяло злым языкам, принадлежавшим не слишком умным головам, отпускать по этому поводу шутки вполне двусмысленного свойства. Однако Евгению на это было наплевать, Гавриелю — тем более.
— Я посылал людей в Дарм и Пари, — вместо ответа сказал император и чуть прищурил глаза. — В Нево, Амст, Во и Линд, и много еще куда.
«Весьма любопытно, — отметил про себя Карл, ничем, впрочем, не выдав своего удивления. — Столько усилий, и ради чего? Чтобы проверить мои слова? Но так ли уж это было необходимо?»
— Если кто-то ловит мышей, ваше величество, мяукает и пьет молоко, так ли уж важно действительно ли это кот? — не скрывая иронии, сказал он вслух.
— Ну, не скажите, Карл, — возразил император, по-прежнему, не сводя с него испытующего взгляда. — Вы знаете, например, что ваш внучатый племянник, Пауль Ругер, был городским головой Линда?
— Нет, — покачал головой Карл. — Я не был в Линде много лет. Так, они преуспели, Ругеры из Линда?
— Да, — кивнул Евгений. — Вполне. Мне докладывали, что на дом Ругеров проходится едва ли не половина всей торговли сахаром и пряностями на побережье.
— Отрадно слышать, — на самом деле, Карл не испытывал по этому поводу ровным счетом никаких чувств. Из всей своей семьи он вспоминал иногда только Петра и Карлу, и больше никого.
— В торговом доме Ругеров, — Евгений отпил немного вина и по-мужицки обтер губы тыльной стороной ладони. — Существует одна интересная традиция, Карл. — Каждые двадцать лет, глава дома возобновляет запись, по которой четвертая часть дела принадлежит некоему Карлу Ругеру сыну Петра и Магды Ругер…
— Так я богат? — странно, но и эта новость его нисколько не взволновала.
«Богат. Ну и что?»
— Чрезвычайно, — Евгений все еще пытался прочесть что-то по лицу и глазам Карла, но ничего путного у него из этого явно не выходило. Впрочем, как знать? Возможно, равнодушие Карла и было тем, в чем хотел убедиться Яр? Что ж, если так, то выходило, что Карл ничего и не скрывал. Ему действительно было не важно, богат он или нет.
— Чрезвычайно, — повторил Евгений. — Ваша доля, Карл, оценивается сейчас в пятьсот тысяч золотых марок. Но дело, разумеется, не в этом, а в том, что мы с вами, оказывается, родились в один и тот же год. Совпадает и месяц, и, возможно, даже день, если верить той записи, которую собственноручно сделал ваш отец в городской книге Линда.
— Это имеет какое-то значение? — Карл подозревал, что они с Евгением ровесники, но что из этого следовало?
— Возможно, — сказав это, император неожиданно замолчал. Молчание длилось долго, возможно, целую минуту, и было прервано так же неожиданно, как и возникло.
— Я родился в Орше, — сказал император. — А вы Карл, по ту сторону Высоких гор. Большое расстояние,… Однако, Петр Ругер рассказывал, что родились вы по пути в Линд, когда он возвращался с войны, а война та, если я не ошибаюсь, происходила в Срединных землях. А это, согласитесь, уже не так и далеко от Орша.
— И что с того?
— Не знаю. Впрочем, это и не важно, потому что я хотел рассказать вам, Карл, совсем о другом. О своем рождении я знаю достаточно, чтобы быть уверенным, мы с вами не братья. Моя мать умерла, когда я был уже взрослым, отец тоже. Однако брат у меня все-таки был. Его звали Константин, и он родился на несколько секунд позже меня и, поэтому, считался младшим. Он был лучше меня, Карл. Говорю это не для того, чтобы покрасоваться. Все это чистая правда. Коста был способней меня, талантливей, энергичней…
— Куда уж больше? — счел возможным усмехнуться Карл, ощущавший, тем не менее, как тревога входит в его сердце. Что-то было здесь не так. Что-то еще стояло за странными откровениями императора. Карл знал это почти наверняка, но пока никак не мог понять, что именно его тревожит.
— Значит, есть куда, — со вздохом ответил Евгений. — Он был во всем лучше меня, Карл, и это правда. Идеальный рыцарь… Но, к сожалению, он погиб на войне. Стрела попала ему в бедро, но вот какое дело. Ее наконечник был смазан ядом негоды.
«Яд Негоды?! Великие боги, но кто же стреляет отравленными стрелами? И потом, негода это ведь что- то очень редкое и дорогое!»
— Сожалею, — сказал Карл вслух.
— Пустое, — отмахнулся император. — Это случилось тридцать пять лет назад. Однако, поскольку Коста был тогда совсем еще молод, нам не дано теперь знать, не был ли он, как и вы, Карл, Долгоидущим. Вы согласны?
«Долгоидущий?»
— С чего вы взяли, ваше величество, что ваш брат был Долгоидущим?
— Трудно сказать, — грустно улыбнулся Евгений. Его настроение по-прежнему менялось слишком быстро, чтобы не обращать на это внимания. — Знаете, Карл, как бывает. Ничего конкретного, но что-то здесь, что-то там… И потом, яд негоды… Я с трудом припоминаю два-три случая, когда противники использовали отравленные стрелы, но даже если допустить, что это был именно такой случай, то, причем здесь негода? Есть множество других, гораздо более дешевых и доступных ядов. Вы понимаете?
— Да, — кивнул Карл. — Возможно, вы правы.
— У меня сохранился его портрет, — неожиданно сказал Яр, и выражение его глаз снова изменилось. — Хотите взглянуть?
«Это то, что я думаю, или у императора в голове свои собственные тараканы?»
— Почту за честь.
— Тогда, смотрите, — Евгений просунул свободную руку под подушку и достал оттуда большой — пожалуй, в ладонь величиной — серебряный медальон. Серебро потемнело от времени, потускнели
