Хозяйка Судьба

— Вперед, — улыбнулся и Карл. — Я готов следовать за тобой так далеко, как скажешь. Знать путь, и пройти его — не одно и тоже.

— Ха! — Мышонок был явно доволен ответом. Он любил куртуазный[42] стиль и был в нем непревзойденным мастером. Его собственная речь могла быть проста и незатейлива, как, например, сейчас, но могла, если он этого желал, становиться великолепным инструментом, способным делать с людьми едва ли не все, что хотел от них этот маленький нескладный человечек. А что творили его речи с женщинами, когда и если Леон из Ру давал волю своему таланту, трудно было даже вообразить. Однажды Карл нашел в постели этой сладкоречивой «серенькой мышки» настоящую графиню, и при том не какую-нибудь высохшую внутри своего корсета старую придворную клячу, а едва ли не первую красавицу Немингенского двора Тильду Виг. Так что о силе слов забывать не следовало никогда.

— Трейский язык, Карл, — сказал Леон через мгновение, закончив смаковать очередную «мужицкую мудрость», преподнесенную ему Карлом. — Интересен своей многозначностью. Контекст — вот что, в конечном счете, определяет значение слова. И слово «Мотта» не исключение. У него есть еще, по крайней мере, два значения, Карл. И одно из них «перекресток» или, вернее, «скрещенье дорог», что в трейской традиции может означать и «выбор». А второе — очень редкое и требующее специального контекста — «место», но не просто место, а особое, чем-то отмеченное место. Ты понимаешь, что получается? Впрочем, нет. Откуда? Ты же не проделал весь этот путь, хотя и имел карту. Но поверь, автор, кто бы это ни был, использует все три значения и даже их оттенки, только намеки на выбор необходимого значения тоже искусно спрятаны среди обычных, казалось бы слов. А ведь есть еще и «Серайя», и одно из восьми значений этого слова — «черный алмаз».

— То есть, — усмехнулся Карл. — Все-таки «алмазный». Алмазная роза, алмазный перекресток…

— Нет, — покачал головой Мышонок. — Черный алмаз символ мощи, но, вот какое дело, понятия мощи и силы в Трейе не различали.

— Перекресток силы? — спросил Карл, желая, чтобы правильный ответ произнес сам Леон.

— Нет, — снова покачал головой Мышонок. — Место Силы, так правильнее.

— Там, где пролита кровь богов… — это были очень древние стихи, и никто не знал их автора по имени. Древними их называли даже в Трейской империи.

— Там где боги разили богов… — закончил строфу мышонок. — Но что это должно означать?

4

С той давней ночи прошло очень много лет, но сейчас Карл, казалось, мог воспроизвести не только слова, сказанные тогда Леоном или им самим, но и вспомнить интонации, с которыми произносились эти слова, взгляды и жесты, и треск горящих свечей и вкус Риенского вина, и шум дождя, неожиданно пошедшего в середине ночи.

Мотта открывается не всякому, и не любому дано воспользоваться мощью, которой она способна наделить избранного. Вот в чем заключалась главная мысль послания. Мотта предлагает выбор, и ошибка стоит жизни.

«Виктор де Майен никогда не вернулся назад» — сказала Дебора.

Но, возможно, дело не в выборе, как полагал его ученый друг, а в условиях? Однако и об этом Карл знал пока совсем мало. Впрочем, кое-что об этом он теперь все-таки знал. На обратной стороне второй Дармской гравюры, тем же самым почерком, которым были сделаны и другие пометки, было написано «открытая душа», и он подумал тогда, что речь идет все о той же «светлой душе», но, кажется, допустил обычную в случае трейских слов ошибку. Определение можно было перевести и по- другому. «Открытая». Может быть, это и являлось условием? Но что, тогда, оно означает? И ведь существовала еще формула, о которой Мышонок рассказал уже под утро.

— Числа, Карл, — сказал Леон, виновато разводя руками. — Ну, почему я не Геометр? Вот кто о них знает все! А я… Я расшифровал этот, демоны его побери, текст, но в результате остался ни с чем. Что означает эта формула я не знаю!

— Какая формула? — спросил Карл.

— 3+1+1+2+2+3=7+2+2=1.

— И что это значит?

— Почем я знаю! — возмущенно воскликнул Леон. — Я не математик, но даже я, Карл, знаю, что сумма чисел до первого знака «равняется» дает более семи. А семь плюс четыре это отнюдь не один. Но это то, что зашифровано в тексте, и в этом я уверен!

«Граничные условия? Возможно. Но что, тогда, должны были скрывать эти цифры?»

Глава 7 Линд

1

И вот все они были здесь. Стояли в зале Врат, случайным образом собравшись неподалеку от зеркала Ночи, но, по-видимому, не случайно выделив Карла, и ожидая каких-то слов именно от него. Каких слов и о чем?

Вероятно, теперь, когда все недосказанное — или почти все — было сказано с глазу на глаз, все вместе они ожидали от него слов о самом главном. О жизни, о Судьбе, и, разумеется, о случае, соединившем их в этой жизни, и о дороге, теперь уже, вероятно, все-таки Пути, которым, так уж вышло, он поведет их всех до конца.

«Последняя дорога», — мысль эта его не испугала. В самом деле, договор, который Карл заключил с Моттой, самим фактом своего здесь присутствия, вполне мог обернуться концом. Но следовало ли ему бояться того, что, скорее всего, было неизбежно?

«Конец дороги?» — Карл бросил взгляд на Врата Последней Надежды и непроизвольно повторил вопрос, ответа на который все еще не знал. — «Почему эта надежда последняя? И чья — ради всех богов и богинь — это надежда?»

Врата, разумеется, молчали. Они были здесь не для того, чтобы отвечать на вопросы. Исчез и Зов. В нем, судя по всему, больше не было надобности, ведь все уже случилось. Договор был заключен, и Мотта «знала»: что бы ни предпринял теперь Карл, куда ни направил свои стопы, никуда он от нее не уйдет. Так или иначе, ему неизбежно предстояло вернуться в этот исполненный древней магии зал и открыть Врата.

«Дорога пройдена…»

Но конец дороги, как говорят старики, всего лишь начало другой, новой дороги…

«Дорога начинается?»

Кто знает? Впрочем, в любом случае — последняя или все-таки нет — это была его, и только его, дорога. А семеро спутников Карла свою часть этой дороги уже, по-видимому, прошли. Они пришли сюда вместе с ним — семь! — вошли в зал Врат, и тем самым засвидетельствовали договор с Моттой, обеспечив его заключение самим фактом своего здесь присутствия. В этом, судя по всему, и состояла их роль.

«Тогда, при чем здесь Путь?» — слово, казалось, совершенно случайно мелькнувшее у него в голове