В день нашего отъезда на воду лег плотный летний туман. Он напомнил мне туманы, которые напускали друиды, чтобы приводить в смятение своих врагов, и я подумала, не боги ли подают нам знак, что они благословляют наши усилия, потому что туман придавал нашему присутствию удивительную таинственность.
Впереди сквозь туман безмолвно скользила захваченная у саксов ладья, ее резной нос вздымался в солнечном свете, как ожившее морское чудовище. Знамя с красным драконом развевалось над головой Бедивера, стоявшего с серьезным видом и звонившего в колокольчик, пока пленные саксы усердно работали веслами.
Позади него сидели барабанщик, дудочник и человек с древним военным рогом, одним из тех оправленных в серебро, изогнутых рогов зубра, звуки которых зажигали кровь мужчин, идущих на битву. Низкий ревущий звук плыл над водой, сливаясь с барабанной дробью и прозрачным, жалобным посвистыванием дудочки. Звуки сзывали людей из домов и с полей, и они шли смотреть, как мы проезжаем.
Следом плыли барки, призрачно вырисовываясь из тумана, каждая была полна саксонскими заложниками. В центре стояли воины, рядом с ним рыцари в кольчугах и местные старейшины, а у их ног лежали перевязанные раненые, напоминающие сломанные и наспех починенные игрушки. Все пленные были в цепях.
Зрелище было страшным, похожим на сон, и заложники, и люди на берегу ничего не выкрикивали, а молча смотрели друг на друга.
По берегам реки, не отставая от барок, ехали рыцари. Их вели Гавейн и Гахерис, Пеллеас и Ланселот, Пеллинор и Кадор, все были одеты в свои лучшие одежды, и их железные латы блестели. На каждой уздечке были бронзовые украшения, подаренные нами.
Сопровождаемые звоном доспехов и топотом копыт, рыцари не обращали внимания на собравшихся людей, а ехали с надменным достоинством, приличествующим людям выдающимся. Когда появилась наша лодка, люди, видевшие величественно проезжавших рыцарей и плывущие по воде свидетельства победы Артура, уже были полны благоговейного ужаса.
Кэй по всей ширине огромной саксонской ладьи построил высокий помост. На нем сидели мы, пышно одетые, с коронами на головах, окруженные подушками, мехами и всеми другими атрибутами богатства. Навес, защищающий от солнца, был украшен яркими шелковыми драпировками, и множество флажков трепетало над водой по корме.
Главари саксов-мятежников были прикованы к веслам. На них были вес знаки отличия – броши, блестящие золотые браслеты, хитроумные пряжки на поясе и ожерелья, усыпанные гранатами. Украшения на них не могли избавить их от стыда, испытываемого ими, пока они везли Пендрагона к его триумфу. Каждому это было молчаливым уроком.
Итак, мы ехали мимо лугов и пахотной земли, мимо подступающих к берегу лесов и развалин римских городов, через просторное ущелье Горинг. И на всем пути люди с интересом рассматривали нас. Одни падали на колени, выражая свое почтение, другие крестились, но все смотрели на нас с изумлением.
Мы важно кивали всем, кто приветствовал нас, и время от времени поднимали вверх наши соединенные руки, чтобы каждый мог видеть короля и королеву, готовых служить народу. Я надеялась, что это поможет развеять слух, распускаемый Морганой.
– Что это? – спросила я, когда мы подъехали к большому острову среди реки.
– Астолат, – ответил Артур. – Ты ведь помнишь Бернарда?
– И Элейну, – кивнула я, оглядывая небольшую толпу у берега и пытаясь увидеть вдовца и его дочь.
Отца я нашла быстро, он стоял рядом с одной из маленьких лодок, привязанных к временной пристани, но девушки я не видела.
Высокая каменная башня едва виднелась из-за деревьев. В тени верхнего окошка стояла девушка с длинными распущенными волосами. Элейна осторожно вглядывалась в проезжающих по берегу рыцарей, как будто боялась кого-то увидеть и быть увиденной. Я подумала, что заточение могло совсем расшатать ее рассудок. Мне стало жаль ее.
Вдруг Элейна подалась вперед и высунулась из окна, оказавшись на солнечном свету.
Я помахала ей, но ее внимание занимала процессия на берегу. В одной руке Элейна держала челнок от ткацкого станка, а в другой – моток желтой шерсти, но она забыла и про станок, и про иглу и сосредоточенно смотрела вниз.
Было что-то жуткое в се странном, напряженном взгляде, и я еще раз пожелала се отцу понять, что заключение не вылечит ее «робость». Подумав о слабостях человеческой натуры, я быстро забыла о ней. Позднее у меня будет веская причина, чтобы вспомнить этот момент.
Наше путешествие по реке было долгим и неторопливым, и, когда перед нами предстал Римский мост Лондона, мне хотелось подпрыгнуть и захлопать в ладоши от радости, что скоро можно сойти с лодки.
Прием в Лондоне был столь же радостным, сколь грустным было наше путешествие по воде. Лондонцы толпились на мосту и выстроились на причалах за городскими стенами, а на реке были десятки лодок и челноков, которые сопровождали нас по пути к пристани.
Ланселот и Бедивер стояли на причале, и, когда Артур испросил у почтенных членов совета позволения войти в город, воздух огласили звуки труб, и два рыцаря помогли нам сойти на берег.
Бедивер широко улыбался, приветствуя Артура, но бретонец был очень мрачен, здороваясь со мной. Вместо ожидаемого вежливого поклона меня сопровождал строгий взгляд Бедивера, когда он помогал мне сходить на берег.
– С тобой все в порядке? Ты не утомилась от такого долгого путешествия?
– Устала немного, – призналась я, благодарно пожимая руку Бедивера, когда сошла на берег. – Если бы только эти королевские украшения не были такими тяжелыми.
Я потянула свой плащ, который зацепился за корявый конец сваи. Движением, которое можно было бы принять за низкий поклон, он освободил полу надоевшего мне одеяния.
