Магхары, а впереди нас вдоль дороги шагали телеграфные столбы.
Во время поездки мы с хозяином премило беседовали о том о сем. Я вовсю старался быть как можно более любезным, поскольку поставил перед собой цель еще раз побывать в его доме в качестве гостя. Если мне не удастся сделать так, чтобы он меня попросил об этом, то тогда придется напрашиваться самому. Я решил оставить это на последнюю минуту. „Прощайте, мой дорогой друг, скажу я, нежно беря его за горло. — Могу я иметь удовольствие еще раз побывать у вас на обратном пути?“ Конечно же, он скажет „да“.
— Я ведь не преувеличивал, когда говорил вам, что у меня красивая дочь? — спросил он.
— Вы преуменьшили ее достоинства, — ответил я. — Она просто красавица. Поздравляю вас. Но и жена ваша не менее красива. По правде, они обе меня с ума свели, — прибавил я, рассмеявшись.
— Я это заметил, — сказал он, рассмеявшись вместе со мной. — Такие гадкие девчонки. Ужасно любят флиртовать. Но я ничего не имею против. Что дурного во флирте?
— Ничего, — сказал я.
— Думаю, это просто забава.
— Да, это очень мило, — сказал я.
Не прошло и получаса, как мы достигли шоссе Исмаилия — Иерусалим. Мистер Азиз направил „роллс-ройс“ на гудронную дорогу и помчался к заправочной станции со скоростью семьдесят миль в час. Через несколько минут мы будем на месте. Поэтому я попытался завести речь об очередном визите, ненавязчиво напрашиваясь на приглашение.
— Не могу забыть ваш дом, — сказал я. — По-моему, он просто великолепен.
— Отличный дом, не правда ли?
— А вам там не скучно втроем?
— Не скучнее, чем если бы мы жили в каком-нибудь другом месте, ответил он. — Людям везде скучно. В пустыне ли, в городе — по правде, большой разницы нет. Но у нас, знаете ли, бывают гости. Вы бы удивились, если бы я назвал вам число людей, посещающих нас время от времени. Вот вы, например. Нам было очень приятно принять вас у себя, мой дорогой.
— Я никогда этого не забуду, — сказал я. — В наши дни редко встретишь такое радушие и гостеприимство.
Я ждал, что он пригласит меня снова их посетить, но он ничего не сказал. Наступило молчание, несколько неловкое. Чтобы не затягивать его, я произнес:
— Мне кажется, вы самый заботливый отец, которого мне приходилось встречать в своей жизни.
— Вот как?
— Да. Надо же — построить дом неведомо где и жить в нем ради дочери, чтобы уберечь ее. По- моему, это замечательно.
Я увидел, что он улыбнулся, но не оторвал глаз от дороги и промолчал. На расстоянии мили от нас показалась заправочная станция и несколько хибар. Солнце стояло высоко, и в машине становилось жарко.
— Немногие отцы пойдут на такое, — продолжал я.
Он снова улыбнулся, но на этот раз несколько застенчиво. А потом сказал:
— Таких похвал, которые вы мне расточаете, я недостоин, право, недостоин. Если уж быть до конца откровенным с вами, эта моя красавица дочь — не единственная причина, чтобы жить в такой великолепной изоляции.
— Я это знаю.
— Знаете?
— Вы же мне говорили. Вы сказали, что другая причина — это пустыня. Вы сказали, что любите ее так же, как моряк любит море.
— Да, это так. И это правда. Но есть и третья причина.
— И в чем же она заключается?
Он не ответил. Он сидел, положив руки на руль, и неподвижно смотрел на дорогу.
— Простите меня, — сказал я. — Мне не нужно было спрашивать. Это не мое дело.
— Нет-нет, все нормально, — проговорил он. — Не извиняйтесь.
Я посмотрел в окно на расстилавшуюся перед нами пустыню.
— Похоже, сегодня еще более жаркий день, чем вчера, — сказал я. Наверное, уже перевалило за сотню градусов.
— Да.
Я увидел, что он заерзал на месте, как бы желая поудобнее усесться, а потом сказал:
— Не пойму, почему бы мне не рассказать вам правду об этом доме. Вы мне не кажетесь болтуном.
— Такое за мной не водится, — заметил я.
Мы уже подъехали к заправочной станции, и он замедлил ход почти до скорости пешехода, чтобы успеть сказать то, что хотел сказать. Я увидел двух арабов, стоявших возле моей „лагонды“. Они смотрели в нашу сторону.
— Эта дочь, — произнес он наконец, — та, с которой вы познакомились, не единственная моя дочь.
— Вот как?
— У меня есть еще одна дочь, которая на пять лет ее старше.
— И, несомненно, такая же красивая, — сказал я. — И где же она живет? В Бейруте?
— Нет, в доме.
— В каком доме? Не в том ли, который мы только что покинули?
— Да.
— Но я так и не увидел ее!
— Что ж, — сказал он и неожиданно повернулся ко мне, чтобы увидеть, как я прореагирую на его слова, — может, это и к лучшему.
— Но почему?
— У нее проказа.
Я так и подпрыгнул.
— Да, знаю, — сказал он, — это страшная вещь. У бедной девочки к тому же самая тяжелая форма — лепрозная. Очень стойкая и практически неизлечимая. Будь это узелковая форма, было бы намного легче. Но у нее лепрозная, вот вам и результат. Вот почему, когда у нас гости, она не выходит из своей комнаты на третьем этаже…
Должно быть, машина в этот момент уже остановилась возле заправочной станции, ибо следующее, что я помню, — это то, что мистер Азиз смотрит на меня своими маленькими умными глазками и при этом говорит:
— Но, дорогой мой, вам нет нужды так тревожиться. Успокойтесь, мистер Корнелиус, успокойтесь! Вам решительно не о чем беспокоиться. Это не очень заразная болезнь. Чтобы заболеть ею, нужно вступить в очень интимный контакт с больным…
Очень медленно я вышел из машины и так и застыл под палящим солнцем. Араб с обезображенным лицом ухмылялся мне и говорил:
— Приводной ремень на месте. Все в порядке.
Я полез в карман за сигаретами, но у меня так дрожали руки, что я выронил пачку на землю. Я наклонился и поднял ее. Затем достал сигарету и умудрился прикурить. Когда я поднял глаза, зеленый „роллс-ройс“ находился уже в полумиле от меня».
Сделка
В тот вечер у Джерри и Саманты нас собралось человек сорок. Обычное сборище. Как всегда, было
