— Сначала расскажи мне о ментоле. Если он хотя бы наполовину столь же вреден, как и сок ягод можжевельника, то мне срочно нужно об этом узнать.
Он рассмеялся и покачал головой.
— Прошу тебя!
— Нет, мадам.
— Конрад, ну нельзя же начинать о чем-то говорить и недоговаривать. Это уже второй раз за последние пять минут.
— Не хочу показаться занудой, — сказал он.
— Это не занудство. Мне это очень интересно. Ну же, говори! Не смущайся.
Приятно было чувствовать себя немного навеселе после двух больших бокалов мартини и неторопливо беседовать с этим элегантным мужчиной, с этим тихим, спокойным, элегантным человеком. Наверное, он и не смущался. Скорее всего нет. Просто, будучи щепетильным, он был самим собой.
— Речь идет о чем-то страшном? — спросила она.
— Нет, этого не скажешь.
— Тогда выкладывай.
Он взял со стола пачку сигарет и повертел ее в руках.
— Дело вот в чем, — сказал он. — Ментол, который ты вдыхаешь, поглощается кровью. А это нехорошо, Анна, потому что он оказывает весьма определенное воздействие на центральную нервную систему. Впрочем, врачи его иногда прописывают.
— Знаю, — сказала она. — Он входит в состав капель для носа и в средства для ингаляции.
— Это далеко не основное его применение. Другие тебе известны?
— Его втирают в грудь при простуде.
— Можно и так делать, если хочешь, но это не помогает.
— Его добавляют в мазь и смазывают ею потрескавшиеся губы.
— Ты говоришь о камфаре.
— Действительно.
Он подождал, что она еще скажет.
— Лучше говори сам, — сказала она.
— То, что я скажу, тебя, наверное, немного удивит.
— Я к этому готова.
— Ментол, — сказал Конрад, — широко известный антиафродизиак.
— Что это значит?
— Он подавляет половое чувство.
— Конрад, ты выдумываешь.
— Клянусь, это правда.
— Кто его применяет?
— В наше время не очень многие. У него весьма сильный привкус. Селитра гораздо лучше.
— Да-да, насчет селитры я кое-что знаю.
— Что ты знаешь насчет селитры?
— Ее дают заключенным, — сказала Анна. — В ней смачивают кукурузные хлопья и дают их заключенным на завтрак, чтобы те вели себя тихо.
— Ее также добавляют в сигареты, — сказал Конрад.
— Ты хочешь сказать — в сигареты, которые дают заключенным?
— Я хочу сказать — во все сигареты.
— Чепуха.
— Ты так думаешь?
— Конечно.
— А почему?
— Это никому не понравится, — сказала она.
— Рак тоже никому не нравится.
— Это другое, Конрад. Откуда тебе известно, что селитру добавляют в сигареты?
— Ты никогда не задумывалась, — спросил он, — почему сигарета продолжает дымиться, когда ты кладешь ее в пепельницу? Табак сам по себе не горит. Всякий, кто курит трубку, скажет тебе это.
— Чтобы сигарета дымилась, используют особые химикалии, — сказала она.
— Именно для этого и используют селитру.
— А разве селитра горит?
— Еще как. Когда-то она служила основным компонентом при производстве пороха. Ее также используют, когда делают фитили. Очень хорошие получаются фитили. Эта твоя сигарета — первоклассный медленно горящий фитиль, разве не так?
Анна посмотрела на свою сигарету. Хотя не прошло еще и пары минут, как она ее закурила, сигарета медленно догорала, и дым с ее кончика тонкими голубовато-серыми завитками поднимался кверху.
— Значит, в ней есть не только ментол, но и селитра? — спросила она.
— Именно так.
— И они вместе подавляют половое чувство?
— Да. Ты получаешь двойную дозу.
— Смешно это, Конрад. Доза чересчур маленькая, чтобы иметь хоть какое-то значение.
Он улыбнулся, но ничего на это не сказал.
— В сигарете всего этого так мало, что она и в таракане не убьет желания, — сказала она.
— Это тебе так кажется, Анна. Сколько сигарет ты выкуриваешь в день?
— Около тридцати.
— Что ж, — произнес он. — Наверное, это не мое дело.
Он помолчал, а потом добавил:
— Но лучше бы это было не так.
— А как?
— Чтобы это было мое дело.
— Конрад, ты о чем?
— Просто я хочу сказать, что, если бы ты однажды не решила вдруг бросить меня, ни с тобой, ни со мной не случилось бы того, что случилось. Мы были бы по-прежнему счастливо женаты.
Он вдруг как-то пристально посмотрел на нее.
— Бросила тебя?
— Для меня это было потрясением, Анна.
— О Боже, — сказала она, — да в этом возрасте все бросают друг друга, и что с того?
— Ну не знаю, — сказал Конрад.
— Ты ведь не дуешься на меня за это?
— Дуешься! — воскликнул он. — Боже мой, Анна! Это дети дуются, когда теряют игрушку! Я потерял жену!
Она молча уставилась на него.
— Скажи, — продолжал он, — ты, наверное, и не задумывалась, каково мне было тогда?
— Но, Конрад, мы ведь были так молоды.
— Я тогда был просто-напросто убит, Анна.
— Но как же…
— Что — как же?
— Если для тебя это имело такое значение, как же ты взял и спустя несколько месяцев женился на другой?
— Ты разве не знаешь, что женятся и разочаровавшись в любви, но на другой женщине? — спросил он.
Она кивнула, в смятении глядя на него.
— Я безумно любил тебя, Анна.
Она молчала.
