— Так вот, Эльвира, — сдерживая себя, сказал он. — В гараж больше не звони. Никогда! Запомни: машина для служебных надобностей. А ты пока что не директор завода, а домохозяйка. Будет нужно — вызови такси.
— Как же это?.. Что с тобой, Иннокентий?!
— А вот так: ни-ко-гда! Позови Сильву и приди сама, — он круто повернулся и прошел в кабинет.
— Ты звал, папа? — Сильва вошла в костюме, плотно обтянувшем ее фигуру, села, свободно откинувшись на подушки дивана.
— „Какая она взрослая, — подумал отец. — Уже девушка! Но почему?.. Ах, да! Ведь она на год старше одноклассниц. Но тогда тем более. И спрашивать с нее нужно строже.
— Почему ты сегодня не была в школе?
— Ах, Иннокентий. Но вчера же в классе было это ужасное судилище. Сильвочка так взволнована, — ответила за нее мама. — И потом, какая разница. Ей нельзя оставаться в этой школе.
— Я тебя спрашиваю! Почему ты не была в школе? — повторим он, будто и не слышал слов жены. — Ты больна?
— Нет, — озадаченная строгим тоном отца, заерзав на диване, ставшем вдруг неуютным, ответила Сильва. — Но мама же говорили Я не могу больше их видеть!
— А вот они могут! Беспокоятся!. Думают — ты заболела.
— Крокодиловы слезы! — возмущенно сказала она.
— Вот как?! Ты считаешь, что они виноваты перед тобой?
— Ну не я же…
— Хорошо! — Папино лицо стало строже, между бровями пролегла глубокая складка. — Предположим на минутку, что это так. А теперь, дочь моя, ответь не им, а мне. Только честно и без полутонов, Только „да“ или „нет“. Так вот. Спрашиваю: ты писала эти паршивые записки Саше Магакян еще в пятом классе?
— Но почему ты думаешь…
— Я не думаю. Я знаю. Написаны они на листках из моего блокнота. Значит, писала?
— Да… — побледнев, ответила Сильва.
— Ты печатала эти пасквили о Саше на моей машинке?
— Да… — Сильва совсем опустила голову.
— Ты ставила Углову двойки в журнал?
— Да… но Валерка…
— О Валерке после… Ты не пошла в госпиталь инвалидов Отечественной войны, хотя тебе доверили вести концерт?
— Да… но…
— Никаких „но“! Подвела в последнюю минуту… Ты просила Валерку рассказывать другим о Саше всякую дрянь?
— Он подлец! Он же обещал…
— Вот тут ты права… Ну, что? Напомнить, как ты жестоко оскорбила Нину, мальчиков Капустина и Савченко и еще…
— Не надо!.. Не надо! — согнувшись на диване, рыдала Сильва.
— Так кто же должен обижаться? — выждав, пока Сильва немного успокоится, спросил отец. — И ты еще их ненавидишь? За что? За то, что сказали правду!.. Откуда у тебя это высокомерие? Кто ты? Княжна?.. Где ты живешь?.. Кто тебе дал право плевать на дружбу товарищей!.. Ты возомнила, что лучше их, умнее!.. Нет! Ты — хуже! Мне больно это сознавать, ведь ты моя дочь. Я говорил с ними. Я буду счастлив, если ты станешь такой…
— Это тебе Сашка наговорила.
— Нет. Она лучше, честней тебя. Она даже рта не раскрыла.
— Значит, Углов!
— Нет. Он не такой, как твой друг Валерка. Он сам лишил себя слова.
— Иннокентий, дорогой! Сильвочка так взволнована, — все-таки вмешалась мама. — Давай отложим разговор на завтра.
— Нет! Вот платок. Вытри слезы, Сильва, и слушай внимательно… Во всем виновата ты сама. И я виноват… Ну с мамой мы после поговорим… Так вот. Завтра ты идешь в школу, — отчеканивая слова, сказал отец. — В форме! Поняла?.. Никаких костюмов из Парижа, высоких каблуков, парикмахерских причесок и побрякушек! Скромно. Как все… И постарайся жить так, чтобы товарищи снова тебе поверили и полюбили. Это не для них — для тебя будет наградой… Не вздумай задабривать, они гордые — поймут и возненавидят. Будь настоящей. А я помогу тебе…
Уже из своей комнаты Сильва слышала, как папа спросил:
— Эльвира, куда вы дели эту… ну как ее… наволочку, что Зоя подарила Сильве на день рождения?
Мама долго думала, наконец вспомнила:
— Наверно, в баке для тряпья. Об нее ноги вытирали…
— И я, дурак, вытирал, наверно! Отвыкли смотреть, по чему топчемся… Так вот. Найди ее. Выстирай — чтоб лучше некуда. И наденешь мне на диванную подушку.
— Но, Иннокентий, — растерялась мама. — Кому она нужна? — Мне нужна! Понятно? Пусть всегда напоминает…
Сазон сидел у окна и из-за занавески смотрел на улицу. Отсюда видно всех, кто идет в школу. Вон Жорка Стороженко, Володька и Шурка. С ними Сазон до четвертого класса учился. А учился-то Жорка как? Хуже него! Вот потеха была: тянет мать Жорку за руку на дополнительные занятия. А он упирается, чуть не плачет… Но переполз-таки в пятый… А вот Сазон остался. Тогда как раз Альберт появился. Пьянки пошли. Мать посадили… А теперь к Жорке на серой козе не подъедешь! Восьмой кончает… Вот бы Сазону восьмой… Пошел бы на курсы шоферов…
Вон „тройка“ из шестого „б“ бежит: Сережка, Стаська и Ванька. Хохочут, черти! Чего им так весело?.. А ничего пацаны, дружные.
Вот наконец! Легкой, стремительной походкой, вся подавшись вперед, идет Саша. Так и кажется, что вот-вот побежит. И куда она всегда спешит?.. Сазон долго смотрит ей вслед. Вот это девчонка, не то что другие. Веселая! Как она „дурака“ на два делила! Обхохочешься. И никого эта Сашка не боится!.. Как она тогда его лозой лупила, когда Шкилет удрал. Кажется, что и сейчас горят рубцы от ее ударов… Но никакого зла к ней не было. Было что-то совсем другое…
Мимо окон пошли сплошным потоком. Сквозь открытую форточку донесся школьный звонок. Улица опустела. И Сазону стало не по себе. Не хотелось даже идти в кинотеатр „Первомайский“, где сегодня дежурила знакомая билетерша.
Да и с кем бы он пошел? Самостоятельных ребят на улице почти не осталось. Старших — кого в ремесленное, кого на завод устроили. А младших — в школу. Теперь за них взялись так, что и не пикнут! Чуть что — родителей в завком или в местком зовут, а то и на детскую комиссию райсовета. Ну а они, ясное дело, на пацанов налегают. Грача и то за парту усадили. Приехал его дядька, лейтенант с Дальнего Востока. И такого понарассказывал, что Грач спит и видит себя офицером-пограничником. А в училище только с десятилеткой принимают. Вот он и зубрит теперь, ни одного дня не пропускает. Даже щенка- овчарку завел и возится с ним все свободное время. Я ее, говорит, выучу и пограничникам подарю.
Алевтина Васильевна пробовала и его в школу вернуть. И тетку вызывала, и в открытках приглашала Сазона для разговора. А раза три даже математичка Лидия Николаевна домой приходила. Но Сазон сидел в хате, как мышь, будто его и дома нет.
И чего им надо? Чтоб опять с малявками в пятый класс сел? Да не будет этого никогда!.. Лучше работать пойдет!
Но с работой тоже не получалось. Он побывал уже на всех окрестных заводах. А ответ везде один: „Мал еще. Учиться надо. Вдруг по глупости куда сунешься?.. Беды с тобой не оберешься…“
Иногда Сазон принимался мечтать. Вот он сам по учебникам та здорово подготовился, приходит в школу и говорит: „Алевтина Васильевна, посадите меня в восьмой класс“. Она удивляется: „Как в восьмой?
