видел…
– И что, обнаружил у себя родственные связи с этим?.. – Петр щелкнул пальцами в воздухе.
– С Маклаутом?..
– Ну да, с ним?
– Ничего я не увидел. Это все она, мегера!
– А ее и правда Ольгой зовут?
– Мне кажется, что нет, – уже спокойнее ответил Стас, несколько освоившись со своим незавидным положением: телом наживленным на клинок. – Она не всегда оборачивается, когда ее окликают Ольгой.
Петр понимающе покивал головой и взглянув на Стаса в упор, чем вызвал у него панику, медленно сказал:
– Запоминай: как только она появится у твоего колодца… Кстати, когда ты просыпаешься?
– В семь, – овечьим голосом ответил Стас.
– А почему так поздно выбираешься на свет?
– Охота понежиться…
– Так вот, ты не нежься, а рви когти от своего колодца подальше, подальше от этой мегеры. Она тебя в конце концов закопает живьем. Я знаю тут несколько ведьм, которые используют таких дураков как ты. Понял?
– Понял, – проблеял Стас.
– Вот и хорошо, – согласился Петр. – А чтобы ты это получше запомнил, сегодня твой день заканчивается, – и он резко проткнул бродягу насквозь. Кончик лезвия вышел с другой стороны. Стас хотел заорать, но видимо клинок перерезал ему диафрагму и получился лишь едва слышный сип.
– Я тебя найду, когда в этом возникнет необходимость, сказал ему на прощание Петр и хотел выйти на улицу, но в этот момент дверь подъезда открылась и в тамбур вошла пожилая и очень суровая на вид женщина.
Пропустив ее, Петр остановился в дверях и спокойно сказал:
– Разборка у нас здесь, мафиозная.
Женщина зло плюнула в Стаса, сползшего на пол, при этом металл клинка звякнул о стену, и неторопливо стала подниматься по ступеням. Петр тяжело вздохнул, ругая себя за содеянное, и вышел на улицу. Но иного выхода из сложившейся ситуации он не видел. Ему почему-то захотелось спасти Стаса от дурных миражей Стрельцовой, и одновременно ее саму спасти от нее же самой. Запутались люди, насмотрелись лишнего по телевизору. Перемешались у них в головах глюки с действительностью. Обидно.
Через несколько дней Петр неожиданно обнаружил в подвале за своим столиком какого-то черного огромного мужика, одетого в свисающие с него лохмотья. Поп усиленно крестился правой рукой, а в левой держал большой нательный крест, закрываясь им от новенького. Висельник сидел не в общем помещении, а в своей каморке и нервно мигал фонариком, посвечивая на часы, в ожидании своей секунды. Слушатели нервничали, хотя внешне это почти ни в чем не проявлялось, но Петр чувствовал: атмосфера в подвале накалена почти до-красна. Профессор держал очередную речь, но говорил не гладко и веско, а дерганно, будто сплевывал слова на пол.
Петр немного постоял в центре подвала и решительно подошел к своему столику. Ему не хотелось менять место из-за какого-то ободранного вахлака. Громадный оборванец сидел на его стуле и Петру пришлось усаживаться рядом, под негромкие панические вопли священника, повторявшего одно и то же:
– Чур меня! Чур меня! Изыди – нечистый!
От чужака воняло не как от бомжей и не так, как в тюрьме. Запах был необычайно противным. Казалось, что он обмазался протухшими яйцами, подмолодив «благоухание» ведром болотной жижи, вылитой на голову, а сверху обмазал себя черным обувным кремом.
– Что это они? – с безразличным видом поинтересовался Петр у новичка.
– А я откуда знаю, – шипя и сипя на выдохе, ответил незнакомец. Петр уже встречал таких, с вырезанными голосовыми связками и с дыркой в горле.
– Ты прямо из помойки? – снова спросил Петр.
– С кладбища, – просипел чужак и качнулся на опасно заскрипевшем стуле, при этом все его ленточки и лохмотья стали болтаться словно на ветру.
– А что не обмылся? Лужи не нашел?
– Разве от меня воняет? – вместо ответа поинтересовался новенький.
– Разит немного, – с» иронизировал Петр.
– А!.. – протяжно зашипел незнакомец: – А то я не пойму, что это все на дыбки встают.
Они немного помолчали. Профессор продолжал свою рваную речь. Но ни он, ни его слушатели упорно не смотрели в их сторону. Будто поставили границу между собой и пришельцем. Поп продолжал яростно гнусавить:
– Чур меня! Чур!..
– Ты завтра тоже придешь? – поинтересовался Петр.
– Раз вылез из могилы, то приду.
– Помойся и приходи: договорились?
– Вода не поможет, – пренебрежительно засипел новенький: – Да и противная она – ржавею. Мне бы серной кислоты…
Петр помолчал, что-то прикидывая и спросил:
– Много кислоты?
– Бочоночек во-от такой, – новенький поднял руку в полуметре от поверхности стола: – Пластиковый. В них масло для машин налито.
– Литра три?! – удивился Петр, припоминая, что видел на рынке пластмассовые канистры с маслом: – Или пять?
– А что больше? – в свою очередь спросил новенький.
– Пять больше, – усмехнулся Петр.
– Вот ее и тащи, – просипел странный мужик.
– Пьющий что ли? – немного удивился Петр.
– Да нет, – с трудом махнул рукой чужак, трепыхая лохмотьями: – Мне кислота нужна для баланса концентрации демиума. Что-то вроде катализатора.
– Что за демиум?
– Последний устойчивый элемент вашей химической таблицы.
Петр стал вспоминать недавно просмотренную им таблицу Менделеева и ничего не вспомнил напоминающее демиум.
– Это близко к урану или к сере? – спросил он.
– Это далеко за ураном, – просипел чужак. – Уран как перышко, против демиума. Последний стабильный элемент. Он завершает магические ядра атомов, так профессор когда-то говорил, – новенький показал головой в сторону нервничавшего лектора.
– Ты вообще-то нормальный? – кротко спросил Петр.
– Вообще-то да, но не по человеческим меркам.
– Инопланетянин что ли?..
– Да ну!.. – сипло хмыкнул чужак: – То же мне, сказанул! Инопланетяне почти такие же как и вы – люди. Может малость не так устроены и тело у них другой формы, например, как у дракона. А на самом деле: человек, он всегда человек. Вы все себя так называете.
– Хочешь сказать, что ты дьявол? – усмехнулся Петр. – Но не лепи горбатого – я в дьяволов и чертей не верю.
– Молодец Петруха! – удовлетворенно захрюкал чужак. – Это вот они меня дьяволом величают. А я всего лишь демон, если смотреть на мое существование с точки зрения мифологии.
– Ты откуда знаешь как меня зовут: гипноз что ли?
– Да нет. Некоторые твои мысли как открытая книга…
