'Изинька, ты будь поближе, я ведь не вечная', – сказала мама, когда Изя закончил институт в двадцать лет.
Изя так рано выпустился из института, потому что поступил в него пятнадцати лет – он экстерном и с золотой медалью закончил школу. А со второго курса был секретарем комитета ВЛКСМ.
'Где другие знают на пять, ты должен знать на шесть, Изинька, – когда-то сказала ему мама. – Жаль, бабушки с нами нет, она бы тебе лучше меня объяснила. Наша бабушка еще застала черту оседлости… А теперь опять нехорошее время… Тебе будет труднее других, Изинька. А ты все равно старайся'.
Еще Изя готовился к аспирантуре. Месяц тому назад он послал документы в НИИАТ.
И еще Изя работал в школе рабочей молодежи – у него было сорок четыре часа в неделю, он преподавал физику и математику. Изе было трудно, времени оставалось только на сон. Но надо было заработать на аспирантуру – приодеться, запастись несколькими парами обуви, отложить на сберкнижку для мамы.
Временами Изя сомневался: 'Смогу ли? Выдюжу ли?' Но ничего другого не оставалось. Изя был упрям и знал, что надо ставить перед собой цель и добиваться ее исполнения. Только так.
Он вернулся в цех (про запись на дрова в профкоме он, понятное дело, не вспомнил), зашел в конторку, сел за стол и начал писать химическим карандашом на листке:
'Технолог – Шантин.
Подготовитель – Финкенфус.
Бригадиры – в первую очередь Григоров.
Зуборезная группа!
РЕДУКТОРЫ!!!'
И жирно подчеркнул слово 'редукторы'.
Потом он достал из стола чистый лист и стал писать повременный план. Дважды заглядывал Резник, но Изя только отмахивался: не мешай. Наверное, по заводу уже поползли слухи, потому что Резник послушно прикрывал дверь.
Шла осень сорок девятого года. Омский авиастроительный завод номер сто шестьдесят шесть вскоре должен был запустить в серию первый фронтовой реактивный бомбардировщик 'Ил-28'*. Это был первый самолет такого класса, после пошли в производство уже туполевские бомберы. Головной завод, КБ Ильюшина, находился в Москве, а дочерние предприятия – в Омске и Воронеже. На омском заводе в это время как раз начиналось производство центропланов, килей и фюзеляжей.
Фюзеляжи уже собирались на стапелях, но для выравнивания всех агрегатов необходимы были стапельные домкраты – они устанавливались под дуги фюзеляжей.
Стапельных домкратов на тот момент на заводе было ничтожно мало.
Изя просидел над планом полтора часа и отнес его в дирекцию.
Секретарша Елиневича, пожилая казашка, взяла у Изи план и сказала:
– Борис Петрович велел вас пускать к нему в любое время.
– Я завтра утром приду, – сказал Изя. – Я там написал, кто мне нужен. Приказ на меня готов?
– Борис Петрович только что подписал, – сказала секретарша.
– Я про дублерство, – сказал Изя.
– Готов на вас приказ, товарищ Браверман, – повторила секретарша. – Показать вам?
– Вы проследите, пожалуйста, чтобы директор утвердил мой список, – сказал Изя.
– В период с восьмого по семнадцатое вы назначены дублером директора завода по решению проблемы стапельных домкратов, – заученно сказала секретарша.
– Хорошо, – удовлетворенно сказал Изя.
До обеда он сдавал все текущие дела Резнику. Потом в конторку собрались Шантин, Иван Степанович Григоров (ветеран, известнейший на заводе человек), Амалия Финкенфус, пятидесятилетняя тощая латышка, и еще трое бригадиров.
– Садитесь, товарищи, – сказал Изя. – Начинаем производственное совещание…
Рассаживайтесь.
На Григорова можно было положиться. Изя знал, что Григорову достаточно сказать вполголоса – и все забегают. А Амалия Финкенфус была дотошная баба, страшная матерщинница, работяги перед ней трепетали.
Изя не знал, с чего начать. И он проголодался, живот подводило. Пообедать он не успел.
– Товарищи, – сказал Изя. – У нас такое задание… Это настоящее правительственное задание! У нас неделя сроку… (Сроку было десять дней, но Изя так рассудил, что нужно настроить себя и людей на неделю, тогда будет какой-никакой запас времени.) – Ты это… Борисыч… – Григоров встал. – Люди уже все знают. Давай техническое задание.
– Иван Степанович, – сказал Изя, – главное – редукторы…
Утром Изя пришел в приемную директора, сел на стул. Но секретарша сказала:
'Пройдите, Израиль Борисович, директор ждет'.
– Я посмотрел ваш план, – сказал Елиневич. – Вы правильно выделили зуборезную группу. Партком не ошибся в вас – вы успеете… Вам нужно сегодня вылететь в Москву.
– В Москву? – изумился Изя.
Он никогда не был в Москве.
– Получите на ведущем заводе конструкторскую документацию. И сразу возвращайтесь, – сказал Елиневич. – Я сейчас распоряжусь, вас отвезут на аэродром.
Изя взял из своего стола в конторке зубную щетку и мыло. Он успел позвонить маме.
– Мама, ты не волнуйся, – сказал Изя. – Я сегодня домой не приду. Я лечу в Москву. Завтра… нет – послезавтра вернусь.
– А как же у тебя будет с питанием? – испуганно спросила мама. – Два дня без горячего…
– Мама, не волнуйся, – сказал Изя. – У меня правительственное задание.
Правительство обо мне позаботится.
Через два часа Изя сидел в холодном, дребезжащем 'Дугласе' и летел в Москву. Он летел до Москвы четырнадцать часов, а Москвы так и не увидел. В Тушино его поджидала 'эмка'. Изю привезли в КБ, до двух часов ночи он вникал в техническую документацию, потом съел гуляш в столовой, и его опять отвезли в Тушино.
Да, как Изя и предполагал, самым узким местом оказались шестерни для редукторов.
В Изином цехе было два зуборезных станка, но шевинговальные и зубошлифовальные станки стояли в третьем цехе.
Изя пошел к Елиневичу, и третий цех получил задание заняться редукторами. Изя то и дело бегал из цеха в цех. Они с Резником, старшим контрольным мастером, придирчиво проверяли каждую партию шестерен.
– Спросят-то с нас… – приговаривал Резник. – Третий цех напортачит, а спросят с нас… Так! Эта шестерня не пойдет!..
Первые два дня Изе еще удалось ночевать дома, а на пятый день мама принесла к проходной подушку, смену белья и лепешки из белой муки.
– Спасибо… Ты не волнуйся, питание хорошее, – сказал Изя и поцеловал маму. – Нам талоны выдают…
– Изинька, ты же зарос, – сказала мама. – Там бритва, в узелке. И помазок.
Изя спал урывками, на дощатом топчане, который стоял в углу конторки. Ходить в столовую он не успевал. Резник забрал его талоны и приносил Изе еду в цех.
'Обязательно успею… – думал Изя. – Иначе – никак'. На высокое доверие Елиневича ему было наплевать, он уже перерос тот возраст, когда покупаются на такие штучки. Ему и прежде доводилось налаживать производственный цикл 'от и до'.
Изе нравилось смотреть на 'Илы'. Он просто влюблен был в эти серебристые громады, выраставшие на стапелях. 'Илам' нужны были стапельные домкраты.
На пятые сутки на Изин участок работали почти все станки в цехе – токарные, фрезерные, сверлильные,
