яблоках], на воротнике лоснился и вместо многих пуговиц [не было <?> пуговиц] висели только ниточки. Иван Яковлевич был большой циник: и когда коллежский асессор Ковалев говорил [спрашивал] ему во время бритья [во время бритья вписано] по обыкновению каждый раз вечером: “У тебя, Иван Яковлевич, вечно [верно] воняют руки”, то Иван Яковлевич отвечал на это вопросом: “Отчего ж бы им вонять?” — “Не знаю, братец, только воняют”, говорил коллежский асессор, и Иван Яковлевич, понюхавши табаку, мылил ему за это щёки, и под носом, и за ухом, и под бородою, и везде где только ему была охота. [Далее было: Итак Иван Яковлевич был в ужасном затруднении, как бы ему избавиться от носа. ] — Этот почтенный гражданин находился уже на Исакиевском мосту. Он прежде всего обсмотрелся, потом нагнулся на перила, будто бы посмотреть <как> течет вода под мост, и швырнул потихоньку тряпку с носом. Он почувствовал как будто бы 10 пуд разом с него свалилось. Иван Яковлевич даже усмехнулся [усмехнулся от радости] и, вместо того чтобы итти брить чиновные [служ<ебные>] подбородки, он отправился в заведение с надписью “Кушанье с чаем” спросить стакан пуншу, как вдруг заметил в конце моста квартального [полице<йского>] надзирателя благородной наружности с широкими бакенбардами, в треугольной шляпе, со шпагою и заложенным за пуговицу пальцем. — Он обмер. А между тем квартальный кивал ему пальцем и говорил: “А поди сюда, любезный!”
Иван Яковлевич, зная форму, снял еще издали картуз свой и, подошедши довольно поспешно, сказал: “Желаю доброго дня вашему благородию.”
“Нет, нет, братец, не благородию, а скажи, что ты там делал на мосту.”
“Ей богу, судырь, ходил брить, да посмотрел только шибко ли река идет.”
“Врешь. Врешь. Этим не отбояришься. [Далее начато: отвечай! А вот] Изволь-ка отвечать всё!”
“Я уж вашей милости [Далее было: под праздник], как сами изволите назначить два ли раза в неделю или три [или когда и три], готов брить без всякого профиту”, отвечал Иван <Яковлевич>.
“Нет, это пустяки, приятель. Меня три цирюльника бреют, да еще и за большую честь почитают. А вот изволь-ка признаться, что там делал?..”
Иван Яковлевич побледнел… но здесь происшествие скрывается совершенно туманом, и что далее произошло, решительно ничего неизвестно.
Коллежский асессор [Коллежский проф<ессор?>] Ковалев проснулся довольно рано и сделал губами: брр…, что всегда он делал, когда просыпался, хотя и сам не мог растолковать [хотя совершенно и сам не мог растолковать] по какой причине. [Далее было: Прежде всего, что делал Ковалев, это было] Потянувшись, он приказал подать к себе небольшое стоявшее на столе зеркало, чтобы взглянуть наново прыщик, который выскочил вчера вечером на. его лбу [когда он очень долго прохаживался по Невскому просп<екту>]. К величайшему изумлению увидел, что у него вместо носа совершенно гладкое место. Испугавшись, Ковалев велел подать воды и протер полотенцем глаза: — точно, нет носа… — Он начал щупать рукою, ущипнул себя, чтобы узнать, не спит ли он. Кажется, не спит…
Коллежский асессор Ковалев вскочил с кровати, встряхнулся: всё нет носа. Он велел тотчас дать себе одеться и полетел прямо к обер-полицмейстеру.
Но между тем необходимо сказать что-нибудь о Ковалеве, чтобы читатель мог видеть какого рода человек был этот коллежский асессор. [Далее начато: а. Вообще коллежских б. Есть] Асессоров, которые получают это звание [Далее начато: обык<новенно>] с помощью ученых аттестатов, никак нельзя сравнить с теми коллежскими асессорами, которые получают это звание на Кавказе. Это два совершенно особые рода. Ученые коллежские профессора… Хм… Россия такая чудная земля, что если скажешь что- нибудь об одном коллежском асессоре, то все коллежские асессора от Риги до Камчатки [Далее начато: при<мут>] непременно примут на свой счет. То же разумей и о всех званиях и чинах от высших до низших. Ковалев был кавказский коллежский асессор. Он два года еще только состоял в этом звании и потому ни на минуту не мог позабыть его, а чтобы еще более облагородить его он никогда не называл себя просто коллежским асессором, но всегда маиором. “Послушай, голубушка”, говорил он обыкновенно, встретив на улице бабу, продававшую манишки: “ты приходи ко мне на дом, квартира моя в Садовой [Далее начато: мож<ешь?>], спроси только [только маиора Ковалева], здесь живет маиор Ковалев — тебе всякой покажет.” — Если же встречал нечаянно<?> какую-нибудь смазливенькую, то давал ей сверх того секретное приказание и всегда повторял: “Ты спроси, душинька, квартиру маиора Ковалева.” Потому самому пока будем вперед этого коллежского асессора <называть> маиором.
Маиор Ковалев имел обыкновение каждый почти день [каждое во<скресенье>] прохаживаться по Невскому проспекту. Воротник у него был чрезвычайно накрахмален. Бакенбарды у него были такого рода, какие и теперь еще можно видеть у губернских [губернских вписано] поветовых землемеров, у архитекторов и, если только они русские люди [архитекторов и у полицейских людей], также у отправляющих разные полицейские обязанности и вообще у всех тех мужей, у которых чрезвычайно полные и румяные щеки и которые хорошо играют в бостон. [которые хорошо играют в бостон вписано] Эти бакенбарды идут по самой середине щеки и прямехонько доходят до носа. Маиор Ковалев [Далее начато: имел кажется] носил большое множество печаток сердоликовых с гербами и таких на которых только было вырезано: середа, четверг, понедельник и проч. Маиор Ковалев приехал в Петербург по надобности, а именно искать приличного своего звания <места>. Если удастся [Если можно], то виц-губернатора, а не то экзекутора в каком-нибудь видном департаменте. Маиор Ковалев был непрочь и жениться. Но только в таком случае, когда невеста будет иметь двести тысяч капиталу. — И потому читатель может посудить теперь в полной мере, каково было положение этого маиора [Ковалева], когда он увидел вместо довольно недурного, умеренного [довольно порядочного] носа, — преглупое, ровное, гладкое место.
Как на беду его, еще ни один извозчик не выезжал на улицу и он должен был итти пешком, закутавшись в свой плащ и закрывши платком <лицо>, показывая вид, как будто бы у него шла кровь. “Но авось-либо мне так представилось, не может быть, чтобы нос пропал неизвестно куда”, [не может быть ~ куда вписано] подумал он и зашел в кондитерскую нарочно, чтобы посмотреть в зеркало. [Далее начато: Осмотревши позади себя, не глядит ли какой-нибудь мальчишка, он] К счастью в кондитерской никого не было; мальчишки мели комнаты и расставляли стулья; некоторые с сонными глазами выносили горячие пирожки; по столам, и стульям валялись залитые кофием вчерашние газеты. [Далее было: Слава богу, никого нет, подумал Ковалев и глянул. Теперь можно поглядеть] Он робко подошел к зеркалу и глянул. “Чорт знает что, какая дрянь!” произнес он, плюнувши. “Хотя бы уже что-нибудь было вместо носа, а то ничего”.
С досадою закусивши губы, вышел он из кондитерской [Далее начато: Но как только] и не решился глядеть ни на кого, что было он всегда делал прежде [Далее начато: очень], сопровождая это приятною улыбкою. Вдруг он остановился как вкопанный у дверей одного магазина. Перед магазином остановилась карета и из нее выпрыгнул, согнувшись, господин в мундире. Ковалев с радостью и ужасом узнал, что этот господин был его собственный нос. Он решился дождаться его возврата в карету и стоял как в лихорадке. Через две минуты нос, действительно, вышел из магазина. Он был в модном парике [модном парике вписано] <и> мундире шитом золотом с большим стоящим воротником, на нем были замшевые [лосинные] панталоны, при боку шпага. По шляпе с плюмажем можно было видеть, что он считался в ранге статского советника. [Далее начато: Он посм<отрел>] Заметно было, что он ехал куда-нибудь с визитом. Он поглядел на обе стороны и закричал кучеру: подавай! — сел и уехал. — Бедный Ковалев чуть не сошел с ума. Он не знал как и подумать об таком странном происшествии. [Он не знал ~ происшествии
