– Откуда вы… Кто вам сказал?
– Связи – великая вещь. Я не знаю, чем именно тебе пригрозил этот Вернон, но знаю, что это связано с ребенком, которого ты носишь.
Глаза у молодой женщины округлились. Несколько долгих минут она молчала, смотрела на свекра, а потом начала плакать. Плакала беззвучно, не всхлипывая, просто из глаз потоком полились слезы. Они проложили длинные дорожки на щеках, и когда у Катрины намок подбородок, она не выдержала и уткнулась Мэльдору в плечо. Плечи тряслись от рыданий, и мужчина ласково обнял ее, стал гладить по голове, по плечам, по спине. Его самого охватило отчаяние, потому что он чувствовал, как остро и неподдельно ее горе, и вряд ли мог чем-то помочь.
– Я же могу помочь, – сказал он наконец. Наверное, еще надеялся вернуть ей надежду.
Катрина оторвалась от плеча свекра и вынула платок. Привела себя в порядок.
– Нет, вы не можете, – ответила она. – Здесь ничем не поможешь. Я должна все сделать сама.
– Он требует, чтоб ты вышла за него замуж, и лишь на этих условиях согласен позволить тебе родить? Я прав?
– Да. Но есть и кое-что более неприятное. Он хочет растить ребенка. – Катрина с надеждой посмотрела на Мэльдора. – Вы ведь сможете отнять малыша? Ведь сможете?
– Смогу, конечно. Я смогу и кое-что получше. Как ты смотришь на то, чтоб вскоре после свадьбы… – адвокат ненадолго замолчал. Казалось, он колеблется. – Чтоб после того, как твой с позволения сказать супруг вернет тебе энергетическую составляющую эмбриона…
– Вы и об этом знаете?
– Знаю. Так вот, после этого на него может, скажем, упасть кирпич. Или грабитель в темном переулке напасть.
– Он крепкий парень и очень хорошо умеет драться.
– Против лома нет приема, ты слышала такую поговорку?
– И вы пойдете на такое? – молодая женщина недоверчиво смотрела на Мэльдора.
– Да, – глухо ответил тот. – Пойду. Ради вдовы своего сына и ради своего внука я пойду на все, что угодно. И мне все равно, что обо мне будут думать – ты будешь жить благополучно и растить малыша.
– Но как я буду жить после такого? Нет, это невозможно.
– Разве тебе его жалко?
– Я – не он. У меня есть совесть. Мне себя жалко.
– Я готов взять это на себя.
– Но я буду знать, что виновата в этом, что согласилась, – Катрина помолчала. – И вам не советую. Ни к чему это.
– Катрина, но ты же понимаешь, чем для тебя станет этот брак!
– А мне все равно, – равнодушно ответила молодая женщина. – Что бы ни было.
– Я понимаю, что ты чувствуешь. Но когда появится малыш, все может измениться. Ведь ему нужна мама, живая и любящая мама. Мама, любящая не только его самого, но и жизнь.
Катрина лишь повела плечами.
– Вернону не надо подставлять ногу, он и сам найдет, где споткнуться. Не думаю, что он надолго задержится в этом мире.
– Когда этот мафиози собирается возвращать тебе ребенка?
– Когда мы с ним обвенчаемся.
– Тогда сразу после твоего брака – уж извини – я поставлю патриарха в известность о том, что случилось.
Она опустила голову и устало покивала.
– Да, конечно. Это будет разумнее всего.
Как странно, но этот вполне деловой разговор с отцом ее покойного мужа успокоил Катрину. Даже зрение, которое уже несколько дней отказывало ей, вдруг прояснилось и стало таким же острым, как в дни удач и счастья. Она уверенней взглянула на то испытание, что ее ожидало, даже на мгновение перепугалась, что слишком остро будет воспринимать грядущую свадьбу и совместную жизнь с Верноном. Но это уже не могло ее ошеломить. Знание, что Мэльдор, разумный и дальновидный, взял на себя всю ответственность, будто сняло с ее души невыносимый груз. Так легко было переложить на кого-то всю ответственность. Теперь она знала, что уже не беззащитна.
Настолько это спокойствие объяло ее душу, что в день свадьбы она почти с наслаждением нырнула в шелковое белоснежное платье. Мягкая ткань ласкала кожу, и в зеркало на себя Катрина взглянула без того отвращения, которого ожидала. Платье ей все-таки шло, и высокая дорогая прическа, сделанная одним из самых известных парикмахеров, подчеркивала прелесть округлого, чуть осунувшегося лица и огромных глаз, казавшихся противоестественно яркими. Когда Вернон увидел свою невесту (против традиции он не стал ждать ее у храма, а явился сам, будто боялся, что она сбежит), он онемел и несколько мгновений тупо смотрел на нее, как на диво дивное.
Катрина терпеливо ждала, когда же этот покупающий ее мужчина вдоволь намолчится.
– Ты так… прекрасна, – пробормотал бездушный мафиози, проглатывая накопившуюся слюну, и протянул невесте тяжелый дорогой букет, составленный из пахучих лилий, белоснежных орхидей и еще каких-то баснословно ценных цветов, которым Катрина не знала названия.
Молодая женщина со вздохом приняла букет.
– Когда мы едем?
– Сейчас. Лимузин ждет внизу.
– Когда ты передашь мне малыша?
– В храме. – Вернон пришел в себя; он вновь вернулся к привычному для него уверенному, развязному поведению, по-хозяйски подставил невесте локоть и повел ее вниз. По настоянию дочери мать Катрины не последовала за ними, лишь проводила взглядом.
Внизу ждал не один, а целых три лимузина. Один из них, белоснежный, был изукрашен серебряными парчовыми лентами и цветами, именно его дверцу жених распахнул перед Катриной. Внутри было уютно и очень красиво, новобрачных ждал набитый до отказа бар, приятная музыка и мягкие кресла. Как объяснил Вернон, в двух других лимузинах ехали его друзья.
– Будет пара девушек, подружку себе выберешь уже в храме, – объяснил жених.
Помедлив, Катрина поинтересовалась:
– Неужели нельзя без подружки?
– Должна быть свидетельница. А потом отправимся в ресторан. Там будут твои родители?
– Отец не сможет, у него срочная работа.
– А мать?
– Я просила ее не приезжать.
– Я желаю, чтоб она была. Будь добра позвонить ей и сказать, чтоб приехала хотя бы в ресторан. И запомни, дорогая, мои просьбы не стоит игнорировать. – Вернон постарался говорить мягко, но на любую здравомыслящую девушку его слова дохнули бы предостерегающим холодком. Лишь Катрине было все равно, она-то ничего иного и не ожидала. Покорно извлекла из сумочки мобильный телефон и позвонила матери.
Та, взволнованная, обещала приехать.
Лимузин несся по городу беззвучно и плавно, будто флайер по воздуху. За тонированными стеклами мелькали улицы города, залитые солнечным светом, набитые нарядными толпами, сверкающие зеркальными витринами. Молодая женщина гладила шелковые складки пышной юбки, перебирала стебли букета и вспоминала свою свадьбу с Руином. Она ужасно боялась тогда, волновалась и почти ничего не запомнила. А ведь тот день был самым счастливым в ее жизни, таким, какой уже не повторяется, а она не успела насладиться, не успела даже заметить… И что ей теперь вспоминать? Она не помнит ни чувств своих, ни впечатлений. Только безумное волнение, от которого кружило голову.
Остановился лимузин, и остановилось ее сердце. Снова стало страшно, только по-другому, чем тогда. Катрина с трудом попыталась изобразить улыбку; получилось неубедительно, но Вернону, похоже, и этого было достаточно, он с восторгом окинул ее взглядом, когда солнце вновь окутало их обоих своим жаром и светом. Площадь перед храмом была пустовата, хотя гостей разбавили зеваки и девчонки-школьницы,
