«Это будто метастазы. Уже не только в России, – выплывают из памяти слова Брэдли, – Чтобы ты понял, назову лишь одну фамилию – Уоллес…»
– И вы… готовы им служить? – шепчу я, проваливаясь в забытьё. Но вместо Алана отвечает Михалыч – со спокойной иронией:
– А какая тебе разница, кто сидит наверху? Для таких, как ты – ничего не изменится…
…Зноем дышит небо. Глиняные заборы и стены домов дрожат раскалённым маревом. А ветерок не приносит облегчения. Поднимая пыль, он гонит горячую волну вдоль узкой, кривой улицы.
Мы идём осторожно, будто на минное поле ступая. Мы – усталые и насквозь мокрые в своих комбезах с климат-контролем (Какой идиот решил, что здесь от них будет толк?).
Пить охота. Огромные запотевшие бутыли с минералкой и кока-колой чудесным миражом колышутся в мозгах. Но воду надо экономить…
Легчайшие автоматические винтовки – словно чугунные. Мы идём не сбавляя шага. Пока – без единого выстрела…
Сколько уже было этих дорог. Ливан, Ирак, Аравия… И всегда – пыль и песок. Всегда жара… А горячее всего – в сожжённых городах.
Рассказывают, в бывшей России – холодно.
Но туда никто не хочет. Из России везут гробы…
В моей памяти всё по-другому. Белая аллея. Огромные снежинки падают на ветки. Медленно, медленно… Покой, тишина. Беззвучно проминаются под ногами свежие сугробы.
Тьфу… Я встряхиваю головой, отгоняя наваждение.
Это не снег. Белая пыль.
Комната напоминала больничную. Только без окон. Будто в тюрьме?
Я сел на постели.
Не прикован к кровати – уже хорошо.
Только очень слабый. И не помню, как здесь оказался.
Мягкий свет. Лёгкий аромат освежителя воздуха… Все-таки больница. Хотя и со зрачками видеокамер у потолка.
На прикрученном к полу столике – еда. Сок в пластиковом стакане, запечатанная в термоупаковку тарелка овсянки, отварное мясо… Диетический завтрак. Или обед?
Особого аппетита не было. Но я разорвал упаковку и чуток поел. Выпил сок.
Голова кружилась.
Опять лёг.
На руках следы уколов – уже зажившие. И подбородок аккуратно выбрит… Сколько же я здесь торчу?
Явно не один день. А может, не первую неделю?
Дверь распахнулась. Крепкий санитар в белом халате забрал поднос с остатками еды.
– Hallo, buddy! Where am I?
Санитар не ответил. Но выправка у него была армейская.
Через минуту дверь опять открылась. В этот раз вошёл знакомый:
– Привет, Денни! Как самочувствие?
– Вашими молитвами.
– Извини, я за тебя не молился, – подмигнул Алан, – Я верю в докторов… – уверенно опустился на единственный стул.
– Что вам от меня надо?
– В прошлый раз нам не удалось пообщаться. Ты как-то сразу перешёл к упражнениям на меткость.
– Жаль, что не смог впечатлить вас результатами, – пробурчал я.
– Ещё бы. Ты ослабел, Дэнни… Досталось тебе за эти недели. Хотя в кое в чём и преуспел. Уничтожил изрядное количество борцов с экстремизмом. По-моему, ты их не щадил. Не любишь земляков, Дэнни?
– Они мне не земляки. Я – американский гражданин.
– Конечно, после того, что русская мафия сделала с твоими родителями…
– Мне плевать на ваше сочувствие.
– Я знаю. Просто даю понять, что хорошо информирован. Брэдли унёс в могилу код агентурных файлов. Но у меня – свои источники… Ты ведь был очень успешным драггером – последним из семи в команде «уай».
– Кем?
– Брэдли не использовал этот термин? «Драггер» – человек с химической стимуляцией мозга. Хороший способ. Только у него – крупный недостаток. С каждым разом требуются всё большие и большие дозы – уже не просто чтоб работать. Чтобы жить… Максимум за десять лет человек превращается в ходячую развалину. Конечно, если уцелеет, – тёмные глаза Алана насмешливо блёстят, – Неужто Брэдли тебя не предупредил?
Я улыбаюсь:
– Десять лет? Целая вечность…
…Передо мной стояла ополовиненная бутылка виски. Рядом лежал пистолет. Пистолет был хороший. Новенький, смазанный и не дающий осечек.
Остальное выглядело дерьмово. Ободранная поверхность стола, засиженная мухами настенная лампа и вся эта дешёвая комната.
Даже в казарме было уютней.
Я налил и глотнул из выщербленного стакана.
Скривился.
Виски – тоже гадость. Отдаёт аптекой. На лучшее у меня не хватило денег.
Я отодвинул стакан. Взял бутылку и, как горькое лекарство, влил в себя обжигающее пойло. До дна.
Комната вокруг поплыла. Медленно завращалась… Единственной неподвижной точкой была «беретта» передо мной на столе. Как ось моего мира, как последняя реальная ценность.
Дрожащей рукой я потянулся к пистолету…
В дверь негромко, но требовательно постучали.
Я вздохнул. Закрыл глаза, с трудом перебарывая желание пальнуть в ответ.
– Кто там? – хрипло уточнил.
– Полковник Брэдли, Армия Соединённых Штатов.
– Убирайтесь!
– Сынок, если не откроешь – я войду сам!
«Попробуй, урод…» Я взвёл курок «беретты» и медленно обрёл вертикальное положение. Шагнул через комнату и щёлкнул дверным замком.
Мы столкнулись почти нос к носу. И несколько секунд смотрели друг на друга. Глаза у незваного гостя были прозрачно-голубые. С лёгким стальным оттенком. Взгляд – жёсткий и пронзительный.
Я открыл рот, чтобы выругаться. Про «беретту» в своей руке как-то забыл.
А Брэдли надоело таращиться. Он уверенно отстранил меня с порога и вошёл. По-хозяйски расположился в продавленном кресле. Ещё и кивнул мне на стул:
– Ты присаживайся, сынок. Не маячь, как пугало.
– Сам ты… – выдавил я. И всё-таки расположился напротив. Долго балансировать на своих конечностях мне было трудно.
Полковник осуждающе зыркнул на батарею пустых бутылок:
– А ты не теряешь времени…
– Вы пришли читать нотации?
– Нет, – покачал головой. Снял пилотку и пригладил рыжую с сединой
