— Не пора ли, наконец, — сказал Шехмазай, — исправить сделанное?
Всевышний поинтересовался:
— В смысле уничтожить мир?
Люцифер сказал испуганно:
— Ни в коем случае! Ты создал прекраснейшее творение! Но человек в нем лишний…
Азазель посмотрел в грозный лик Всевышнего, содрогнулся и сказал быстро:
— Мы хотим, чтобы этот мир Ты отдал нам, ангелам!.. Мы бестелесные, мы не сомнем ни единой травинки, не сломаем ни единого цветка, созданного Тобой с таким умением и любовью!
Всевышний еще больше потемнел ликом, над ним собралось грозное облако, что не облако, а нечто из мира Ацилута, проникшего в этот материальный мир в минуту глубокой задумчивости Творца. Ангелы смотрели со страхом и пятились, ибо для Ацилута даже они — бестелесные и созданные мыслью — чересчур грубые и материальные существа. В Ацилуте они растворятся в более тонкую составляющую мира…
Наконец Всевышний молвил:
— Нет. Пусть все идет своим чередом.
— Но человек… — проговорил Шехмазай растерянно.
Творец прервал:
— Не для того создавался мир, чтобы хранить его в неприкосновенности.
— Но человек его уже загадил! — сказал Люцифер.
— И еще загадит, — поддержал Азазаль.
Творец невесело искривил огненные губы. По ним металось пламя, то вытягивая их в линию, то собирая в жемок, превращая в пухлые, тонкие, меняя цвет и форму, то загибая уголки вверх, то опуская их книзу, отчего резко менялось выражение грозного лица, Люцифер снова подумал устрашенно, что лик человека чересчур многообразен, а это значит, он способен на очень многое, все не предусмотреть, человек крайне опасен…
Наконец Творец обронил нехотя:
— Загадит?.. Вы даже не представляете, как еще загадит… куда больше, чем вы думаете.
— Так зачем ждать? — спросил Азазель. — Если Ты зришь в будущем, что он загадит еще больше?
— Не еще больше, — проворчал Творец, — а загадит все, куда ступит его нога. А ступит везде… Не останется клочка, чтобы не загадил и не превратил в свалку…
— Так зачем…
— Потому что, — ответил Творец, — только человек зловонную свалку может превратить снова в цветник. Только он на загаженном пустыре может вырастить сад. Потому подождем еще…
Глава 11
Пораженные ужасом, никто из рода Каина не решился идти с ним в изгнание, за исключением верной Аван.
Потом дошли слухи, что после долгих скитаний он поселился в земле Нод на востоке, Аван родила ему сына, которого назвала Енохом. Каин, все такой же бурлящий энергией, снова начал было заниматься земледелием, но земля не давала пропитания, как раньше, и он начал охотиться на животных. Убивать зверей ему так понравилось, что земледелие забросил совсем, и даже если бы зерна начали вырастать размером с орех, как он сам сказал жене, уже не стал бы пахать землю.
Аван каждый год исправно рожала, и уже через каких-то двадцать лет вокруг хижины Каина начали вырастать добротные дома его отселившихся сыновей, что брали сестер в жены и заводили семьи, а через полсотни лет разрослось такое огромное селение, что Каин придумал огородить городьбой: высоким частоколом из вкопанных в землю заостренных кольев и потому назвал городом. Имя ему дал по своему первенцу — Енох. Каин гордился городом, понимая, что это первый город на свете и что отныне и другие люди будут по его примеру огораживать наиболее крупные и жизнеспособные селения.
За сто лет частокол пришлось переносить трижды, наконец семьи начали отселяться в другие долины, и там быстро возникали новые поселения.
Уже через сто лет вокруг города Еноха выросли другие города: только его сынов и дочерей было триста девяносто три человека, внуков — несколько тысяч, а правнуков и праправнуков никто не смог бы подсчитать, потому что они, подрастая, брали свои семьи и откочевывали в незаселенные долины, основывая там свои города.
Каин брал в жены все больше женщин, предаваясь чувственным удовольствиям, но еще больше получал наслаждение, убивая сперва зверей на охоте, а потом уже и людей, противившихся его воле. Наконец он, чувствуя в себе силы на большее, собрал шайку верных соратников и отныне нападал на целые деревни, убивал и грабил, получая неслыханную радость от криков раненых и умирающих.
Он первым поставил разграничительные столбы, положив начало росту городов. Его первый город Енох давно затерялся среди других городов, что превосходили его и количеством населения, и крепостью стен.
У Еноха родился сын Ирад, у Ирада — Михаэль, у Михаэля — Мафусал, а у Мафусала — Ламех. Ламех, хорошо зная родословную, с самого детства чувствовал, что приблизилось время проклятия, наложенного на Каина, так как он уже шестое колено рода Каина, а его сыновья, значит, будут седьмым, на которых падет гнев Творца… Он ежедневно напоминал себе о страшной расплате и потому родил семьдесят семь сыновей от двух жен: Циллы и Ады, хоть какие-то уцелеют, и, словно для того, чтобы усилить горечь потери, все его сыновья были необычайно одарены многими талантами: Иувал, сын Ады, изобрел и создал первые гусли и свирели, сам играет чудесно и других обучил, другой — Тувалкаин, освоил выплавку меди и железа, кует дивные вещи и обучает всех в своем роду и племени, Иавал придумал, как делать легкие и удобные палатки, усовершенствовал скотоводство…
Давно никого не смущало, что родоначальник их племени, а потом и народа — нарушитель всяческих законов и убийца родного брата. Важнее было то, что Каин оставался сильнейшим, отважнейшим, он устанавливал законы и руководил племенем железной рукой, а жуткая слава первого убийцы на свете бежала впереди него и заставляла встречных в боязливой покорности склонять головы.
Еще среди его сыновей было столько драк, увечий и ссор, что убийство уже и не казалось чем-то особенным, а так — всего лишь чуть-чуть сверх того, что и так происходило в городах и селах почти каждый день. Среди внуков и правнуков убийства уже случались совсем часто, их считали признаком отваги и мужества.
Каин нередко сам водил отряды на грабеж других городов, но иногда в нем словно что-то ломалось: отправлялся в одиночку по горам и лесам, долго скитался, никого не желая видеть, разговаривал сам с собой, спорил, что-то яростно доказывал невидимым собеседникам, отстаивал свои взгляды, но возвращался мрачный и поколебленный в своих убеждениях.
А его сыновья и внуки то и дело собирали вооруженные отряды и уже не просто уходили на освоение новых земель, а старались захватить уже заселенные, чтобы поработить местных жителей и заставить их работать на себя.
Наблюдая, как его воинственное потомство собирается в походы, Каин невесело усмехался. Этого ли ждал Всевышний, которого так ужаснуло первое на свете убийство? Ведь несмотря на его ужасающее преступление, каким его считал Господь, а также Адам и Ева, род Каина процветает, расселяется по окрестным землям, строит новые города.
А что в племени, где во главе по-прежнему Адам? Покорно бьют поклоны Всевышнему?
Ламех ослеп, но, оставаясь заядлым охотником, продолжал ходить на охоту, но теперь его водил сын Тувалкаин. Правда, Ламех был настолько искусным охотником, что по самому отдаленному звуку мог определить, где скачет или крадется зверь, какой он и как нужно пустить стрелу, чтобы поразить его.
Однажды он шел так с Тувалкаином, беседовал, рассказывал нравоучительные истории, как вдруг в дальних кустах едва слышно зашелестели ветви.
Тувалкаин вскрикнул возбужденно:
