Игорь Поль
Несущий свободу
1
Стеклянные башни в центре горели белыми искрами, отражая заходящее солнце, но здесь на узких окраинных улочках всегда царила тень. Город назывался Пуданг. Ничего особенного: пыльные витрины да редкие резные балкончики; трава пробивается сквозь трещины в тротуарных плитах.
Река Лума берет начало в горах острова Савор, в самом его центре; она рассекает город на две неравные части. Окружающие город территории называют по-разному: зона свободного огня, страна дикарей, территория индейцев, или даже страна чудес. Последнее означает, что здесь возможно все. Где еще можно купить достоверную информацию за черствую лепешку? Всего за ящик дешевого пойла приобрести в собственность живую душу? Убить типа, который невежливо отозвался о твоей подруге на вечер?
Жара постепенно спадала. Ветерок из тенистых переулков освежал вспотевшее лицо. Сидя за столиком уличной забегаловки, Хенрик потягивал пиво и наблюдал за домом номер пять, где вскоре должен остановиться армейский бронеавтомобиль. Убить человека? Легко. Он не видел в этом ничего предосудительного. Еще одно задание, только и всего. Смерть в стране дикарей – явление настолько обыденное, что давно не стоит даже сплетен. Провожая Хенрика на повышение, товарищи – егеря из команды «Лихтенау», – искренне ему завидовали: больше не будет нужды пить воду из болота, спать в грязи под струями ливня, сутками лежать в засаде среди ядовитых насекомых или обучать тупоголовых туземцев убивать себе подобных в обмен на просроченные армейские рационы.
Его цель – важная шишка, ольденбуржский старший офицер, оберст. Старшие офицеры рейхсвера неизменно присутствовали в качестве наблюдателей во всех штабах миротворческих сил. Таким образом Ольденбург обозначал свое стремление к миру на Симанго и свое участие в усилиях по его поддержанию. То, что оберст служил той же стране, что и исполнитель, ничего не меняло: Хенрик ненавидел сытых господ в погонах ничуть не меньше, чем партизанских лидеров или содержателей притонов, предлагающих посетителям живой товар с душком. В то время как его товарищи, ведущие скотское существование в джунглях, не доживали и до тридцати, такие вот вояки наслаждались экзотической кухней, ночевали в гостиницах с кондиционированным воздухом и с удовольствием лакомились «черным мясом» на выбор, а вся их служба заключалась в регулярном составлении отчетов. Он был настоящим педантом, этот оберст, одним из чудаков, что сделали пунктуальность смыслом жизни. Три раза в неделю, строго по расписанию, он посещал свою пассию – девушку по имени Клеменсия, проститутку довольно высокого разряда «только для господ офицеров».
Оберст. Ха! Да он расстрелял бы и самого гроссгерцога Карла, поступи такое распоряжение. Его самого, всю его многочисленную родню и дворцовую прислугу, включая детей и случайных свидетелей. Чего-чего, а верноподданства в Хенрике не осталось с детства, с той поры как он очутился в государственной военной школе для детей-сирот.
За спиной громко заспорили двое чернокожих парней, решая, кому из них платить за выпитое; официантка внимательно наблюдала за ссорой, готовая вцепиться в пьяниц, если им вздумается удрать не рассчитавшись. Паря выхлопом, проползла уродливая полицейская машина – с измятыми крыльями, вся в лоскутах из-за наваренных на дверцы стальных листов; патрульный скосил глаза на шум, и Хенрику пришлось уткнуться в стакан, скрывая лицо. Официантка наверняка запомнит его: пускай. Один из бесчисленных забулдыг, накачивающихся дешевым пойлом. Бандитская рожа. Беда в том, что его лицо легко отличить от других – безобразный рубец начинался на лбу, пересекал бровь и заканчивался на щеке. След от осколка мины. Кровь тогда ослепила его, и он боялся, что потерял глаз, но оказалось, что осколок прошел по касательной и не задел важных лицевых мышц, навсегда наградив Хенрика колоритной внешностью. Кому-то в штабе корпуса в голову пришла мысль, что в человеке с такой вызывающей физиономией никто не заподозрит наемного убийцу. Наемные убийцы – сплошь хамелеоны, люди с невзрачными лицами, такие, что сливаются с толпой в любой стране мира. Видно, поэтому он и избежал пластической операции. Прав был тот умник или нет – не ему судить: то, что Хенрик до сих пор был жив, он относил только на счет своей удачливости; но одно дело официантка и совсем другое – камера полицейского патруля.
Не дожидаясь, пока полиция решит вмешаться в разгорающийся спор, он бросил на столик смятую бумажку и побрел вниз по улице: смуглый, ничем не отличающийся от окружающих, в просторных шортах и белой рубахе с короткими рукавами; руки пусты, никакого чемоданчика, никакого оружия на теле – его просто некуда спрятать под легкой одеждой. Заряженный револьвер ждал его на месте операции. Редкие прохожие торопились по своим делам, на него никто не обращал внимания.
За перекрестком он повернул направо, слыша, как за спиной нарастает звук мотора, – оберст был пунктуален – и вошел в подъезд соседнего здания. Полутемная лестница, пахнущая застарелой мочой, со стенами, изрисованными похабщиной. Под визгливые крики семейного скандала и звуки увертюры из мыльной оперы он неслышно поднялся на второй этаж, проверил, не поврежден ли волосок в замочной скважине, и быстро прикрыл за собой дверь. «Стрекоза» – мобильный модуль наблюдения и корректировки, – вибрируя радужными крылышками, уселась ему на плечо. «Хорошая девочка», – прошептал он, осторожно укладывая искусственное насекомое в карман.
В квартире было тихо, лишь падали капли из ржавого крана на кухне. Под этот метроном Хенрик проскользнул в ванную и оттуда сквозь пролом в стене – в соседнее помещение.
Квартиры-близнецы. Продавленные кровати, лохмотья обоев, дешевая мебель из пластика, вытертый паркет из искусственного дерева. Одинаковый запах затхлости, прокисшего сигаретного дыма и немытой посуды. Полчища насекомых, не обращающих на человека ни малейшего внимания, занятых дележкой территории, продолжением рода, добыванием пищи из завалов гнилых объедков вокруг неработающих утилизаторов. В одном доме могут соседствовать такие вот заброшенные обиталища и вполне пристойные апартаменты для посещения «гостей». Хенрик снял обе квартиры два дня назад с интервалом в сутки через подставных лиц. Недостатка в мутных личностях, у которых вечный вопрос «Что делать?» давным-давно вытеснен более прозаичным «Где взять?», в Пуданге не было. Протягивая типу с бегающими глазками двойную порцию краломена, от которого бедолага загнется к завтрашнему утру, Хенрик не испытывал ни малейшего чувства вины. Так же, как не испытывал ее, наступив на недостаточно шустрого таракана.
Он подоспел к двери как раз вовремя – по лестнице топали ботинки охраны. Экран дверного глазка высветил ожидаемую картину: высокий человек в сопровождении двух вооруженных карабинами солдат- миротворцев. Шаги удалились вверх, хлопнула дверь и вот снова топот – один сопровождающий направился вниз, второй поднимается пролетом выше. Проклиная похотливого козла, бедняга будет скучать на ступенях перед тесной площадкой, откуда видна входная дверь, и присоединится к оберсту, когда тот попрощается с девушкой и начнет спускаться. В это время Хенрик неслышно выйдет и продырявит башку довольному собой самцу.
Стоя в ожидании решающего момента, он с усмешкой думал о превратностях жизни: проститутку, визит к которой станет для оберста последним в жизни, зовут Клеменсия – милосердие. Вспомнит ли он о ней в тот миг, когда его голова разлетится на несколько кусков? Вспомнит ли о милосердии вообще? Ха! Вспоминал ли кто-нибудь в огромном Ольденбурге – обществе равных возможностей – о милосердии, когда яростно визжащего и отбивающегося Хенрика волокли вниз по лестнице, навсегда увозя из опустевшего дома?..
Он услышал, как открылась дверь. Должно быть, сейчас Клеменсия целует клиента в прихожей. Хлопок – двери закрылись. Четкий щелчок замка.
Шаг. Второй. Пора.
Хенрик осторожно толкнул створку. Самая большая трудность в таких операциях – способ исполнения. Нельзя использовать богатейший арсенал бесшумных средств убийства, которыми он научился владеть в
