Кажется, репортер даже засучил ногами – это сенсация, военная полиция никогда не делала столь откровенных заявлений.
Вернулся Лерман. Он тщательно скрывал возбуждение, по его лицу было видно – нарыл что-то интересное.
– Скажите, лейтенант… – вновь подступился к нему репортер.
– Тихо! – Джон поднял руку: пришел вызов от Хусто.
– Лейтенант, тот же голос! – докладывал сержант. На заднем фоне слышались голоса из дежурки. – Новый адрес, это в районе Тукумана. Ла Багар, номер восемь, стеклянная крыша, второе строение от перекрестка с Канген. Сказал: тот, кого мы ищем, будет там через два-три часа. И еще: в доме есть подвал, а там – выход в технический туннель.
– Удалось проследить источник?
– Черта с два – сигнал сразу прервался, будто и не было. Звонили с анонимного чипа.
– Ясно. В следующий раз попытайся замкнуть парня непосредственно на меня.
– Попытаюсь, лейтенант. – Хусто понизил голос: – Что у вас там? Тут такое творится – начальство понаехало из ваших. Орут друг на друга. Наши попрятались от греха.
– Да так, постреляли немного. Миротворцы помогли. Успокойся, все целы.
– Понятно. Удачи, лейтенант.
Почти рассвело. Дым рассеялся. Десантники усаживались на броню. Джон махнул им рукой прощаясь. Капрал вежливо взял под козырек. Взревел мотор.
– По коням, парни! – крикнул Джон.
– Есть что новое, лейтенант? – с надеждой спросил Кубриа. Он горел желанием поквитаться. Во взглядах товарищей ему чудилась жалость. Он ненавидел, когда его жалели. Он дал себе слово – пристрелить ублюдка; теперь это желание стало попросту нестерпимым, превратилось в паранойю.
– Снова анонимный звонок. Похоже, нашего парня кто-то крепко не любит, – ответил Джон. – Едем в Тукумана.
– Ничего, лейтенант, – заверил Лерман, зевая. – На этот раз мы его возьмем. Нуэньес его зовут. На это имя снята комната. Документы наверняка поддельные: я проверил – человек с таким удостоверением жив- здоров, но живет в другом городе. И код совпал – не впустую приехали.
Джон кивнул, думая о своем: пружина раскручивалась.
– Интересно, как он нас учуял? – спросил он, ни к кому не обращаясь.
23
Толстый коп пыхтел, пытаясь взобраться на нее в тесноте машины. Расстегнутые и приспущенные форменные брюки мешали ему, к тому же Грета не собиралась облегчать ему жизнь, расположившись так, чтобы ее высоко поднятые колени мешали похотливому козлу. Она задыхалась от его несвежего дыхания, капли пота из-под расстегнутой рубахи падали ей на грудь; делая вид, что старается притянуть его к себе, Грета еще больше мешала попыткам полицейского добраться до своего тела. Она отворачивала голову к раскрытому окну, ловя запахи улицы, в то время как герой-любовник лапал ее за грудь и норовил приклеиться толстыми мокрыми губами к ее соску: он видел в порнофильме, как заводятся от этого женщины. Другого опыта у него не было, редким проституткам было все равно, а скучная вислогрудая жена не в счет.
Он высадил напарника у его дома – в целях экономии капрал всегда ел домашнее, – а сам направился в район Кендари, где уличные боссы держали порядок даже ночью, умудряясь договариваться и с военными, и с боевиками. Уличные кафе с дымящими жаровнями работали там круглосуточно, и он уже представлял вкус приготовленного на огне обжигающе-острого чурраско. Эта длинноволосая большеглазая женщина встретилась ему по пути, она подняла руку, привлекая его внимание, и спросила дорогу к вокзалу – настоящая дама, такая беззащитная среди темноты грязных улиц, одинокая, изысканная, просто какое-то видение из несуществующей киношной жизни. Совершенно неожиданно она привела его в неистовство. Он не знал, что на него вдруг накатило – не в силах совладать с собой, он затолкал ее в машину; он бессвязно бормотал что-то глупое, угрожая и упрашивая одновременно. И чудо – стыдливо улыбаясь, женщина ответила ему взаимностью, не стала кричать и звать на помощь, наоборот, все больше возбуждаясь сама, начала раздеваться, расстегнула блузку, сбросила туфли и аккуратно подняла к поясу длинную юбку. Вид ее белеющих в темноте ног едва не лишил полицейского дара речи.
– Ну что же ты возишься, котик, – с придыханием шептала она, приводя мужчину в состояние, близкое к помешательству. – Иди же ко мне. Сколько можно ждать? О, какой большой!
– Подвинься немного, – хрипел коп. – Чуть набок. Опусти сиденье. Черт, проклятая теснота!
– Опусти сам. Я не умею. Ты думаешь, я профессионалка, да? – шепотом возмущалась она.
В запальчивости он хотел было сказать, что думает о таких «новеньких», как она: об их напускных стыдливых манерах, о безудержной похоти, о рогатых мужьях, но мысли путались, слова то возникали, то вновь пропадали в багровом тумане. К тому же он нервничал оттого, что незнакомка может вдруг передумать.
Рыча, он сделал последнее усилие, спинка сиденья под блондинкой рывком опустилась. С треском одежды он навалился на нее, зашарил руками, нащупал, наконец, то самое, заветное, влажное, теплое – и вдруг с ужасом, какой пережил однажды, обнаружив, что не может овладеть соседской девчонкой, в равнодушном ожидании раскинувшей перед ним худые ноги, понял, что его копье отказалось ему повиноваться. Через несколько секунд на смену панике пришел безотчетный страх: женщина под ним молчала, глаза ее странно светились в темноте, в ее молчании чудилась немая угроза, кажется, она даже не дышала. Почудилось, будто он только что попытался совокупиться с мертвецом. Рубаха сразу прилипла к спине, он отшатнулся, запутался в брюках, ремень за что-то зацепился. Отчаянно рванувшись, как пес на привязи, он тоненько заскулил.
Она погладила его по голове.
– Ну-ну. Не нужно так волноваться, милый. Это случается, когда мужчина перевозбудится. Ты успокоишься, и у нас все получится. Попозже – сейчас я уже опаздываю, – говорила она, приводя себя в порядок. – Не стоит так паниковать. Я знаю, что говорю, ведь я врач.
– Правда? – спросил он жалобно, как ребенок.
– Конечно, дурачок. Ты настоящий бык. Просто ты слишком привык к своей жене. Ведь у тебя есть жена?
Она выскользнула из машины, застегивая последние пуговицы. Потрогала потайной карман на бедре – пластинка украденного полицейского кома все еще была там.
– До встречи, котик. И не переживай так, все будет хорошо, – произнесла она, склонившись к открытой дверце. Быстро оглядевшись, она зашагала по тротуару и исчезла в темноте за углом, оставив растерзанного копа со спущенными штанами наедине со своими страхами.
Дело того стоило – теперь она могла знать, где идет охота на Хенрика. Уже вскоре, почти под утро, она услышала, как лейтенант из восьмого участка устроил переполох на Ла Плейт. От сердца отлегло – Хенрик снова унес ноги. Она тщательно вымылась, вздрагивая от отвращения, и заставила себя немного поспать.
Завтракая на продавленном диване, Грета вполглаза смотрела, как, захлебываясь словами, репортер живописал ночную перестрелку. Огонь из автоматического оружия, имеется несколько раненых, один из преступников убит. Мелькнул тупорылый бронетранспортер с задранной вверх пушкой. Камеры с разных ракурсов наезжали на дом с выбитыми стеклами, на лужи крови, на пулевые щербины, на неподвижные тела, заглядывали в глаза потрясающих кулаками плачущих женщин. Суетились в дыму люди; прожектора и полицейские маячки расцвечивали дымовую завесу, превращая происходящее в зрелищное шоу. На экране возникло лицо Хенрика с неестественно тяжелой челюстью. «Органы охраны правопорядка делают все, чтобы найти и обезвредить этого человека. Они называют его убийцей полицейских. Как оказалось, слухи о выводе контингента военной полиции оказались преувеличением: происходящее на улице Ла Плейт подтверждает обратное…»
Ее даже не удивило, как много внимания уделено простой полицейской операции, в то время как ночью орбитальная авиация наносила удары по шоссе номер пять, где в двадцати километрах от города шли ожесточенные бои предположительно между анархистами и католиками. Она продолжала недоумевать: как полиции удалось на него выйти? Во всем этом было слишком много совпадений, чтобы это стало
