свисала чаша бестеневой лампы с парой суставчатых, похожих на паучьи, манипуляторов. Другой мебели, кроме двух круглых табуретов, в комнате не было.
На лице доктора присутствовало выражение неискреннего добродушия, его холодные глаза совершенно не вязались со слащавой улыбкой; они оценивали, ощупывали посетителя быстрыми короткими уколами.
– Чем могу служить, сеньор Фишер?
Хенрик снял очки.
– Шрам, сеньор доктор. Нужно убрать его.
Доктор подошел и пощупал лицо мягкими осторожными пальцами.
– Вообще-то я не специалист. Мы удаляем бородавки, родинки, реже морщины и жир.
– Я в долгу не останусь.
Доктор наконец стер с лица неестественную улыбку.
– Дело не в деньгах. Я просто не поручусь за результат. Вам стоит обратиться к другому специалисту.
Хенрик доверительно улыбнулся:
– Я вас понимаю. Я узнал про вас от своего знакомого.
– Какого именно знакомого?
– Педро Ниаса. Он рекомендовал как хорошего специалиста именно вас, сеньор доктор. Он очень доволен вашей работой.
Доктор слегка нахмурился:
– Не надо бы ему так много болтать.
– Не волнуйтесь, пожалуйста, – успокоил его Хенрик, – Педро вовсе не болтун. Просто мы с ним м-м-м… в дружеских отношениях. Понимаете?
Доктор снова пощупал шрам. Потыкал в него пальцем. Хенрик увидел, как врач и медсестра понимающе переглянулись. Отраженный в стекле шкафа силуэт едва заметно кивнул.
– Думаю, если вы придете сегодня после шести, я попробую вам помочь.
Медсестра вышла, неслышно прикрыв за собой дверь.
– Это займет много времени? Мне не будет больно? – допытывался Хенрик, изо всех сил напрягая искусственное чутье, чтобы понять, что происходит за дверью.
– Нет, вовсе нет. Я обезболю лицо, сниму немного кожи, потом нанесу гель с наномодификаторами. Когда гель затвердеет, зафиксирую место операции пластырем. Гель рассосется на следующий день. Пластырь можете снять через пару часов. Побудете часок на солнышке, и новая кожа примет цвет лица.
– Отлично, – беспечно сказал Хенрик.
– Сейчас я продиктую вам список лекарств, которые вам понадобятся после операции.
– Валяйте.
– Сначала завершим формальности. Это будет стоить двадцать тысяч, – быстро произнес врач, нервно потирая руки.
– Подойдет.
– И я не принимаю карточки. Только наличные. – Врач нервничал все сильнее. Атмосфера в комнате вдруг стала наэлектризованной, как перед грозой.
– Деньги при мне. О господи! – Хенрик вскочил со стула.
– Что случилось? – заволновался доктор.
– Деньги! Они в куртке. Я оставил ее в приемной.
– Не волнуйтесь, у нас ничего не пропадает, дружище! Постойте же… – доктор попытался ухватить его за рукав.
Оттолкнув его, Хенрик распахнул дверь и одним прыжком оказался возле сгорбившейся в углу медсестры – рука ее сжимала трубку подделки под антикварный телефон.
– Сейчас ты откроешь рот и закричишь, – ледяным голосом произнес он, приставляя к ее лбу ствол револьвера. – И тогда я вышибу тебе мозги. Я сделаю это с наслаждением – ненавижу стукачей. К вам тоже это относится, сеньор доктор, – добавил он через плечо. – Не нужно нажимать кнопку сигнализации – я выстрелю быстрее, чем приедет полиция.
Медсестра открыла рот, да так и застыла, ощущая холодный металл на лбу. Он схватил ее за волосы и одним рывком вздернул на ноги. От боли женщина зашипела, как кошка, вцепившись ему в руку. Трубка упала на ковер с глухим стуком.
– Я ждал, когда ты это сделаешь, сестричка, – сказал ей Хенрик. – Твоя тупость и жадность написана у тебя на лице. Кто бы знал, как я ненавижу хитрых подленьких дур вроде тебя!
Он втолкнул ее в кабинет так, что она едва не упала; все время держа парочку в поле зрения, он прошел в коридор, открыл входную дверь и повесил на ручку табличку «Сегодня приема нет».
– Вы сделаете операцию немедленно, сеньор доктор. Может быть, в качестве благодарности за хорошую работу я вас не убью.
Доктор напряженно кивнул, не сводя глаз с револьвера.
– Может быть, – повторил Хенрик.
– Вы все не так поняли, дружище, – мягко произнес доктор. Руки его дрожали. – Она звонила не в полицию. И эта кнопка вызывает совсем не копов. Нас опекает дон…
Хенрик не дал ему договорить. Он ударил точно и расчетливо, так, чтобы не повредить ничего, что помешало бы проведению операции, и так, чтобы хоть немного излить душившую его злобу на мелких никчемных червей, посмевших ставить ему палки в колеса из-за какой-то полицейской подачки. Доктор мешком шлепнулся рядом со своим столом и закрыл голову руками. Медсестра шагнула назад, не сводя с Хенрика напряженного злого взгляда. Она держалась на удивление спокойно, тщательно скрывая свой страх и трезво оценивая происходящее. В их тандеме на ниве подпольной медицинской деятельности она, без сомнения, играла первую скрипку.
Хенрик несильно пнул мужчину в бок:
– Мне некогда. Начинайте. И никакого обезболивания.
Доктор поднял лицо:
– Будет больно. Я не хочу, чтобы вы застрелили меня из-за боли.
Хенрик не стал объяснять, что любое обезболивающее или расслабляющее чип может принять за подготовку к фармакологическому допросу и немедленно примет меры.
– Я умею терпеть боль, червяк. Тебе и не снилось, что я вытерпел. Вставай и пошевеливайся. Двигайтесь так, чтобы я вас видел. Оба. Чуть что не так – и я стреляю.
Доктор тяжело поднялся, осторожно ощупывая лоб, на котором наливался краснотой большой кровоподтек. Женщина не произнесла ни слова.
Пока он тщательно мыл руки, а медсестра зло гремела инструментами, Хенрик лежал на жесткой кушетке, положив руку с револьвером на грудь. Напоминание о боли расшевелило его память.
28
Урчание покрытого камуфляжными разводами джипа действовало на нервы. Отвлекало внимание от грязной тропы под ногами, по которой рысил учебный взвод. Горячий выхлоп, состоящий в основном из водяного пара, лишал последней возможности вдохнуть хоть немного воздуха и без того до предела насыщенного испарениями гниющей лесной подстилки. Хенрик считал шаги. Досчитает до десяти и начинает заново. «Один, второй, третий… Один, второй…» Счет помогал не слушать голос инструктора. У каждого свой способ держаться. У Хенрика – такой. Научился в военной школе. Тут главное – не дать смыслу фразы проникнуть в мозг. Воспринимать голос как шум листвы. Как нечто, к чему надо постоянно прислушиваться, с тем чтобы вовремя определить опасность, но при этом не давать взять над собой верх. Пытка дня – марш- бросок по джунглям без единой капли воды. Поправка: вода имелась, но пить ее было строго запрещено.
– Ни черта я вас не пойму, молодежь! – свесившись с сиденья джипа, ползущего по грязной разбитой колее, кричал инструктор. – Вот ты, рядовой Бек. Вот на кой ляд тебе сдалась такая служба? Всю оставшуюся жизнь ты будешь жить в вонючем лесу, жрать гнилой паек пополам с протухшим мясом падали и пить воду из болот. Зачем тебе это? Есть тысяча способов получать то же самое жалованье. Например,
