оказалась Мишель. Когда я так думаю, то начинаю злиться. Повторять про себя, кто она и кто я. И начинаю чувствовать себя очень одиноким. Еще более одиноким, чем когда жил на Джорджии. В такие моменты я сажусь у стены и слушаю Дженис. «Летнее время». Знали бы вы, каково на душе бывает, когда понимаешь, что тебя никто не любит. И я представляю, как на Кришнагири женщины будут совсем не такими пустоголовыми мотыльками, как наши гостьи. И я обязательно найду такую, которой будет рядом со мной хорошо. И мне никогда не будет пусто внутри. И почему-то, когда я так представляю, я снова вижу Мишель. И тогда снова злюсь. Что поделать. Такой вот я и есть. Все у меня не так, как у других.
Зато теперь я знаю, что такое «друг». Друг — это лучше, чем кореш. Или даже чем компаньон. Друг — это когда ты знаешь, что человек тебя нипочем не бросит, как бы ему ни было страшно. И еще с ним можно говорить о чем хочешь. И он тебя поймет. Васу — мой друг. Он, может, и не умеет говорить так, как всякие важные дядьки в галстуках, но зато я знаю, что он со мной последним куском поделится. Когда я это понимаю, мне становится не так одиноко. Может быть, только немного грустно.
Глава 34
ПИЛОТ МИЛОСТЬЮ БОЖЬЕЙ
Однажды мы привезли пиццу в большущее высокое здание. «Авиационная компания Виккерса», так было написано на нем сияющими выпуклыми буквами. На входе за толстым стеклом стояли строгие мужчины в синей форме и с оружием. И нипочем не хотели меня пускать к клиенту. «Не положено», так они мне говорили. И я уже совсем было собрался назад повернуть, как вдруг один из охранников сказал другому: «Слышь, Кен, это, кажись, тот самый черт, что уделал смотрящего в Верде. И всю его банду. Голыми руками. Его по визору показывали». И тогда второй охранник, тот, что с усами, посмотрел на меня с интересом и сказал: «Да ну?» И они стали куда-то звонить, чтобы узнать, правда ли я должен пиццу в какое-то там «Ноль-три-шесть-ноль» доставить. И выяснилось, что я не вру и какой-то там важный мистер из «испытательной лаборатории» действительно меня заказал. И что давно меня ждет. И очень сердится, потому как обещал меня сотрудницам показать, это во-первых, и что перерыв на чай у них заканчивается, во-вторых. И что-то еще про жесткий график добавил. Охранник начал было что-то про режим допуска говорить, но тот важный мистер сказал, чтобы тот заткнулся и не указывал ему, как надо работать. И охранник заткнулся. И мне выписали «временный пропуск». Сфотографировали меня, велели приложить к какой-то штуке палец. Этот пропуск оказался маленькой магнитной карточкой на шнурке, с моей физиономией поверх. Еще я подумал, как много времени тут уже потерял и что Васу на меня сердиться будет. Потому что мы можем опоздать на следующую доставку. А у нас их еще целых три. Но делать нечего, придется теперь идти в эту самую «Ноль-три-шесть-ноль».
Еще один охранник вышел, посадил меня в маленькую тележку с прозрачными бортами, и мы помчались. Тут у них в каждом коридоре полоска была для таких тележек, по которым люди не ходили. Двери по сторонам так и мелькали. И ветер мои волосы дыбом поднимал. Потом тележка остановилась как вкопанная, и я чуть кувырком с нее не слетел, потому что обеими руками коробку с пиццей держал. И охранник меня провел в здоровущий зал. Как только я туда попал, у меня челюсть отвисла. Я так и встал у входа как вкопанный. В этом зале много всего было. Стеклянные стены, за которыми люди что-то делали. Прозрачная крыша, сквозь которую небо виднелось. Здоровущий этот зал был неимоверно. Дальний конец едва виден. Весь пол у стен какими-то железными штуками уставлен. И пахло тут как-то особенно. Очень знакомо. Будто я домой попал, туда, где мне было хорошо и откуда я уехал давным-давно. Но самое интересное было посередине.
В центре висел на каких-то мудреных штуках самый настоящий боевой самолет. Не спрашивайте меня, откуда я это знаю. Что это самолет. Просто знаю, и все тут. Я сразу вспомнил про свой «Гарпун». Хотя этот был совсем на него не похож. Он был больше. С необычными обводами. Очень странный. И грозный. Я его мощью враз проникся. Знаете, бывает, смотришь на человека и его силу ощущаешь. Характер. Иногда можно с первого взгляда сказать: этот человек добрый. И сильный. И дело тут вовсе не в мышцах и не в фигуре. В его ауре, что ли. Ну, вы-то лучше знать должны. Сам-то я говорить не мастер. Вот и с этим самолетом так же. Посмотрел и враз представил, какой он стремительный и убойный насмерть. И еще я вспомнил, как летать любил. И свои сны. И серую полоску моря внизу. А голос мне сказал, что идентификация боевой машины затруднена. То есть он просто не знает, что это за самолет. Я уже немного научился его мудреные слова понимать.
И так я стоял и на самолет этот любовался, пока какой-то человек не помахал мне из-за стеклянной стены. И охранник меня к нему подтолкнул. Я вздохнул и потащил ноги куда сказано. И все на самолет оглядывался, так что чуть не споткнулся о какой-то толстый кабель на полу. Представил, как снова мне будут глупые вопросы задавать. Автограф просить. И пиццу мою в сторону отставят, даже не попробовав. И мне сразу скучно стало. Но мужчина, что меня встретил за стеклянной стеной, пожал мне руку и сказал, что очень рад знакомству. И тому, что его работа вызывает живой интерес у такого «модного» человека, как я. И кивнул на самолет. И еще сказал, что его зовут Сэм Стоцки. А я ему ответил, что меня зовут капитан Юджин Уэллс. И про все остальное тоже сказал. Даже про планету базирования. Наверное, так на меня самолет подействовал. Этот Сэм, он классным парнем оказался. Коробку открыл, и пиццу тут же разобрали всякие молодые люди в халатах. И даже двое в форме. В первый раз после того, как меня этой штукой на шнурке наградили, я увидел, что мою пиццу кто-то начал есть. И понял, что это не те люди, что Васу презрительно зовет «тусовкой». Эти — самые настоящие.
— Очень вкусно, — сказал с набитым ртом Сэм. — Давно такой пиццы не пробовал. Теперь будем заказывать только у вас.
И все люди с набитыми ртами подтвердили, что да, действительно вкусно. А один из них пытался одновременно и есть, и про что-то у меня спрашивать. Вроде бы про то, как мне удалось одному и голыми руками такую банду вооруженных горилл раскидать. А я ответил, что не помню. Наверное, со страху. И все вокруг засмеялись. Почему-то мой ответ им здорово понравился.
— Вот, Алекс, какие у вас конкуренты. И летают, и пиццу развозят, и банды походя прихлопывают, — с улыбкой сказал какой-то молодой человек плотному мужчине в форме. — А ты не можешь простой набор высоты без происшествий выполнить.
— Хе, конкурент, — ухмыльнулся жующий летчик. — Конкуренты летают, а не пиццу разносят.
— Это ты от зависти, Алекс, — подначил другой парень в халате.
— Точно, — поддержали его остальные.
— Да вы тут совсем все поохренели, штафирки, — отмахнулся летчик.
— Но-но, майор. Тут ведь и дамы присутствуют, — звонко сказала худенькая девушка с рыжими волосами.
— Ах, простите, сударыня, не заметил, — дурашливо поклонился майор.
— Не хотите попробовать, капитан? — так у меня Сэм спросил. И на самолет снова кивнул. — Просто посидеть. Или поуправлять в голосовом режиме. Круг почета над полем.
А у меня даже ноги задрожали. То ли от страха, то ли от радости.
— Мне пиццу надо развозить, — зачем-то брякнул я.
Майор и второй летчик засмеялись. Как-то очень обидно. Я это почувствовал. У меня даже уши покраснели, так я разозлился. И на них посмотрел внимательно. А им что, смотрят на меня насмешливо, будто насквозь видят. И то, что я не как все, — тоже.
— Вы можете идти. Этот посетитель — под мою ответственность, — сказал охраннику Сэм. И мне: — Пицца подождет, капитан. Ни один пилот не в силах устоять перед соблазном посидеть в кабине нашей чудо-птички, не говоря уже о полете на имитаторе.
— Пусть он скажет моему напарнику, чтобы ехал без меня, — попросил я.
— Конечно, капитан, — и Сэм крикнул уходящему мужчине в синем, чтобы он поговорил с Васу.
— Значит, решились, Юджин?
— Да… Сэм. — У меня от волнения язык пересох.
— Какой позывной возьмете, сэр? — спросила девушка.
Я немного подумал, а потом сказал: