Олег Алексеевич поморщился. С самого начала этой поездки ему явно было не по себе — устроился на какой-то железке перед рубкой, нахохлился и уставился нареку. Укачать вроде бы не могло…
— Возраст, знаешь ли. Скоро вообще из дома выйти не смогу, — старик перехватил сочувствующий взгляд Татьяны. — Это мне за то, что много знаю. Вот выучишься у меня, будешь много знать…
Девушка не выдержала и прыснула в кулак.
— Вот буду много знать и состарюсь, правда?
— Точно. И что тут смешного? По-моему, совсем ничего.
— Нет, я ничего, Олег Алексеевич. Вы только меня научите, как начать стариться в сто лет, хорошо?
— Ну, не в сто, положим. Да и не сегодня начал. Просто надышался этой вонью, да и трясет тут хуже, чем на трамвае. Нутряной какой-то дребезг. Не заметила?
— Вроде бы нет, — девушка прислушалась к своим ощущениям. — Чуть дрожит, но не трясет же. А почему мы на машине не поехали? Дороги нет?
— Дорога есть, но лучше бы ее не было, — Олег Алексеевич снова посмотрел на реку. — И не до самых лучших мест, там острова с хлипкими мостиками. Пешком идти придется. А машины оставлять без присмотра по нынешним временам весьма накладно.
— Неужели и тут угнать могут?
— А что, люди здесь не живут, что ли? Слева, во-он за тем холмиком — деревня. Не пастухи, так рыбаки запросто дойдут, для деревенских верста — не крюк. Да и городских тут немало бывает, места рыбные. И охота неплохая. Оставь «уазик» на полдня — глядишь, кому-то колесо лишнее понадобится. А то и вовсе отгонят за пару оврагов — и на запчасти, что себе, что на продажу.
— И у вас угонят? Но вы же… — Татьяна растерялась. — А магия? Можно же что-то придумать?
— Можно… было. Я же говорю — времена не те, — Олег повернулся к рубке. — Вань! Помнишь, как у Ильи «десятку» раскулачили?
— А то! — донеслось из распахнутой двери. — Одна жестянка осталась, и ту еле нашли.
— Вот так у нас теперь, — старик снова посмотрел на реку. Потом обернулся к девушке: — На той машине столько всего понакручено было, что и я угонять не взялся бы. Мы и кузов-то нашли потом верхним зрением — светился, как лампочка. Зато тем, кто угонял, — хоть бы что, словно и не заметили. Лет пять назад у них и мысль не мелькнула бы — именно к этой «тачке» подойти. Ноги мимо пронесли бы. А теперь сиди и гадай: то ли они просто к таким делам нечувствительные, то ли их, наоборот, только больше привлекло. Меняется народ, Татьяна, меняется. Раньше такого никогда не было — это я тебе не только за свою жизнь говорю, поверь. Ладно, — Олег Алексеевич махнул рукой, — тут мы сами виноваты. За что боролись, на то и напоролись, теперь плакать нечего. Лучше скажи, чего ты тут сидишь, а не с ребятами? Стесняешься?
— Стесняюсь, — честно призналась Татьяна. — Неудобно как-то.
— Это ты зря. Ну ничего, день впереди, познакомитесь, разговоритесь. Хотя шла бы ты к ним на корму. Послушала бы, о чем говорят, тебе на пользу пойдет. Привыкать пора, и для учебы неплохо.
— А можно, я в рубку пойду? Я на корабле в первый раз.
— Кора-а-абль! — усмехнулся Олег. — Ладно уж, иди, если Ваня не прогонит. Но тогда будет тебе задание: гляди по сторонам, и как заметишь что-нибудь интересное — сразу мне говори. Не только глазами гляди, понятно?
Романтическая рулевая рубка оказалась полутемной комнатушкой. Даже коридором — примерно метр в ширину, меньше трех — в длину. С одного борта — дверь, и с другого — дверь. На передней стене три окошка — маленькое круглое посередине и квадратные, чуть побольше — по сторонам. Зато перед круглым окошком расположился самый настоящий штурвал: деревянный, с точеными спицами и рукоятками, поблескивающий какими-то золотистыми деталями. Небольшой, но настоящий, точно такой же, как на разных рисунках и «морских» сувенирах.
Вот только не стоял за этим штурвалом этакий «морской волк» в лихо заломленной фуражке и с дымящейся трубкой в зубах. За штурвалом вообще никто не стоял.
Сидевший на высоком табурете больше походил на слесаря из домоуправления, чем на капитана. Лысеющий мужичонка в сером засаленном ватнике, из-под которого виднелась не первой свежести тельняшка. Вместо фуражки капитанскую голову венчала изрядно повыгоревшая кепочка с еле различимой надписью «Речфлот». Морщинистые руки, увитые тусклой синевой татуировок, спокойно лежали на коленях.
Капитан не обращал внимания не только на появившуюся в рубке девушку, но и на реку. Дремал. Или делал вид, что дремлет. Тем не менее катер по-прежнему бойко вспарывал речную воду, уверенно бежал туда, куда было нужно. Или туда, куда он считал нужным.
Пока что, судя по всему, катеру хотелось уткнуться в камыши на приближающемся берегу.
До берега оставалось метров тридцать, не больше, когда Ваня решил вмешаться. Не очнулся от своей дремоты — просто лениво возложил правую руку на штурвал. Деревянное колесо чуть провернулось, и катер плавно отвернул от берега. Из желтовато-бурой стены листьев с истошным кряканьем поднялись две утки. Рука на несколько секунд крепко придержала штурвал и вернулась на привычное место.
— Не пугайси, — из-под голубоватого козырька сонно блеснул глаз. — Машинка вумная, сама добегить. Она по ентому маршруту дольше бегает, чем ты на свете живешь, и сама все знает. Ты лучше по сторонам поглядывай, как Олег велел.
— А вы что, тоже верхним зрением смотрите? — догадалась Татьяна.
— И верхним, и нижним. Когда захочу. А сейчас надобности нет. Я же говорю — машинка все знает. И я вместе с ней. Тут не город, тут проще. Там кто-нибудь под колеса нырнуть норовит, а на реке сейчас разве что моторка какая проскочит, так ее по шуму…
Ваня не договорил. На стенке возле его колена ожил какой-то серый ящик. Зашуршал, заскрипел, потом трескучим голосом произнес:
— «Яррславец» снизу у Черных Вод, ответьте «Вол-гонефти»!
Капитан моментально выхватил откуда-то серую трубку, похожую на телефонную. Поднес к уху, попутно приподняв козырек.
— «Волгонефть» — «Рубин»! Левыми расходимся!
— Понял, левыми! Ты, что ли, Вань? «Дозорный» сегодня где, не знаешь?
— Час назад стоял где всегда, за мостом. За старым. А что?
— Да ничего, — рация с присвистом вздохнула. — Должок есть, опять солярку шакалить будет. Ну, бывай.
— Бывай, — Ваня повесил трубку на место. — А так все был о приятно…
— Это вы о чем? — не поняла Татьяна.
— Сейчас сама увидишь, — капитан поморщился, словно ему предлагали хлебнуть нашатырного спирта. Потом высунулся в дверь, обернулся к корме: — Прикройтесь, отмашка!
Что такое отмашка, Татьяна спросить не успела. Рука с синим якорьком легла на небольшой пульт, щелкнул выключатель. И тут же визгливый пронзительный скрежет ударил по ушам. Ввинтился, вошел в голову и там взорвался голубым фейерверком. Почему-то слева огней было больше.
Девушка моргнула, хотела потрясти головой — снова ударило и оглушило. Рубка побледнела и расплылась. Татьяна зажмурилась, потом все-таки открыла глаза. Все было нормально, только где-то над головой загудело, треснуло — и левый борт подсветило призрачным бело-лиловым светом, похожим на вспышку электросварки.
— Все, хватит с них, — капитан снова щелкнул выключателем. Вздохнул. — До чего, однако, противная штука. Сколько лет, а все не привыкну. Уже и защиту ставить пробовал… — Ваня махнул рукой и поудобнее устроился на своем табурете.
— А… что это было?
— Мелкие неудобства на наши… Гм-м, не головы, в общем. Во-он с той длинной бочкой расходимся, — козырек качнулся куда-то вверх. Татьяна машинально посмотрела на ближайшее облако, потом опустила взгляд к реке. Впереди, километрах в трех, и в самом деле виднелось какое-то довольно большое судно. — Видишь? Кроме радио, положено и отмашку давать — сигнал то есть, как расходиться будем. Лампа мощная, импульсная. То ли частоты какие-то совпадают, то ли еще что — поверху режет каждый раз, как ножом.
