златоглавые видать, и они как в небо рвутся. Стоишь — а над тобою словно Иерусалим небесный парит.
Андрей с радостью слышит эти слова. Лицо его просветляется, он идет дальше.
Фима
Маша.Как царя?
Фима.Мы тогда в Москве были на свадьбе сестры моей двоюродной, Даши Корионовой. А в селе Покровском было гулянье. Столько народу там было, мы с Андреем там с гор катались. И вдруг как все закричат: «Царь едет! Царь!» Тут дядя Афанасий схватил меня на руки и поднял высоковысоко, чтоб я его разглядеть могла.
Маша.И какой же он из себя?
Фима.Ну, борода большая. Он мне сердитым
показался. Я больше на царицу глядела. Красивая такая.
Маша.Подожди, так это не нынешний был царь?
Фима.Ну конечно, нет. Отец его, Михаил
Федорович. — А потом я еще раз в Москве была, у второй сестры на свадьбе.
Боярин Пушкин проходит через табор.
Пушкин.Матушки, спать их укладывайте. Всем красавицам спать.
Маша входит в свою кибитку. Пушкин видит ее и подмигивает.
Пушкин.Ну почему я старый и женатый?
За костром, вокруг которого сидят мужчины, остаются только Захар и Андрей.
Андрей
Захар
Ну вот, думал он, думал и додумался, что вера-то на самом деле у всех одна, а различия всякие -
они выеденного яйца не стоят. Ну и стал он про это другим рассказывать.
Андрей
Захар.Ну. не то чтобы всем подряд. Но среди своих он многим говорил.
Андрей.И что же вышло?
Захар.Ну что, что? Испугались и донесли на него
властям. Стали его пытать, скажи, мол, кем научен и кого научить успел…
Андрей.А он?
Захар.Ну что — он? Не выдержал пытки, так и умер.
Андрей
Захар
Андрей.Ну как же — так он умер как святой, а то бы мог наговорить на кого- нибудь. Мы бы, чай, тут с тобой не сидели.
Захар.А ты ведь, Андрей, хитрющий парень.
Андрей.Да, Захар Ильич, я очень хитрый. Но и ты хитер, что обо мне догадался. Меня ведь чаще за дурачка принимают.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1. Москва
Красиво убранная горница в господском доме. На широкой лавке, покрытой ковром, лежит мужчина средних лет в кафтане, отороченном мехом, и сафьяновых сапожках.
Входит красивая женщина ему под стать, поправляет головной убор, идет к пяльцам.
Аграфена.Ох и мороз. — А у Талызиных что творится! Дым коромыслом. Свою девицу к смотринам готовят, да еще племянницу из Твери привезли. — Вот счастье, что наши дурехи уже замужем. Вовремя их разобрали, а, Петрович?
Афанасий.Да уж, вовремя! — Ты только подумай, какая подлость! Люди суетятся, переживают, едут невесть откуда, это ж какие деньги нужны! А при этом вся Москва знает, что Морозов обещал Илье Милославскому, и царицей будет только Мария Ильинична.
Аграфена.Ну уж прямо вся Москва. Ты знаешь, потому что тебе твой Трофим шепнул, Трофиму — его князь, а с князем небось сам Морозов поделился, мочи не было терпеть.
Афанасий.Ты что же хочешь сказать, что когда про подлость мало кто знает, она уже и не подлость?
Аграфена.Ох, Афанасий Петрович! Ну что ты взъелся? Люди же понимают, что всем царицами не быть. Девкам только забава, на царя посмотрят, себя покажут. Весь век потом вспоминать будут. И приезжие тоже в убытке не будут. В Москве побывают, еще и женихов здесь найдут, чай, красавицы все. А ты просто злюка.
Афанасий.Ах так! — Тебе сколько лет, Аграфена Никитишна?
Аграфена.Ох, благодетель мой! Так много, что и не припомню, со счету сбилась.
Афанасий.Ну а тридцать лет назад сколько тебе было?
Аграфена.Ну этого уж и подавно не помню. Может, чуток поменьше?
Афанасий.А что было тридцать лет назад, тоже не помнишь?
Аграфена(с
Афанасий.А то было, что царь Михаил Федорович женился. — Ты сейчас, Аграфена Никитишна, старая, да толстая. В дверь не пролазишь.
Аграфена.Бочком, батюшка, бочком.
Афанасий.А тридцать лет назад была красавица хоть куда. И если бы я к тому времени на тебе не женился, повели бы тебя на смотрины и, глядишь, оказалась бы ты на месте Марьи Хлоповой.
Аграфена
Афанасий.Так что зря ты меня злюкой называешь. Я тебя, может быть, от верной погибели спас.
Аграфена
Афанасий.Не смей повторять эту подлую ложь. Кто заведомую ложь повторяет, тот сатане поддакивает. — Девка была кровь с молоком… Ее в теремах чем-то опоили. И никто в ее болезнь не верил. И сам царь не верил. — И Долгорукова больной оказалась, если помнишь. Одна только