Царский выбор

Кузьма(кивает, ухмыляясь).Это так!

Стефан.Трофим Игнатьич праведной жизнью своей известен. Бедным помогает, как никто другой.

Кузьма(оживляясь).Еще бы ему не помогать! При его-то богатстве! Ему Прозоровский столько платит, что на царской службе не приснится. А подарки дарит — на Рождество, да на Пасху, да на день Ангела, да на день черта. Бедным он помогает! Да если бы таких богатых не было, бедные и не знали бы, что они бедные.

Стефан(пропускает все это мимо ушей).Я как бы между прочим и с его отцом духовным побеседовал. И получается, что упрекнуть его просто не в чем.

Кузьма(развеселившись).Вот кого тебе надо было хватать сходу, отче Стефан. Первые еретики — всегда попы. — Уж он-то премудрости научен! И хитрости ему не занимать стать. Так он тебе, царскому духовнику, и сознается, что исповедует еретиков.

Стефан(смеется).Ну ты хорош, Кузьма Кузьмич! Священство обличаешь, а собственную прямую службу не желаешь исполнять. — Вся Москва знает, что от тебя ничего скрыть нельзя, что у тебя повсюду глаза и уши. А Михайлу этого не ловишь. Может, у нас не только попы — еретики? Может, и ты не без греха?

Кузьма(лениво).Я же тебе в тот самый день сказал. Про Михайлу Иванова еще в царствование Иоанна Грозного было известно.

Стефан.Так что о нем было известно?

Кузьма.Все то же, что и теперь. Что лет ему незнамо сколько, что ходит по воде, и все в таком же роде. Неужели ты думаешь, отче Стефан, что за все эти годы его так-таки изловить не пытались? А может быть, все же пытались? — А что с ним делать прикажешь, если его изловить? — Убить? Сжечь? — Чтобы он опять где-нибудь объявился? — Или ты думаешь, что такого никогда не бывало? — Думаешь, такого не бывало, потому что не слыхал никогда. — И про Михайлу ты бы не услыхал, а я бы никогда не вспомнил, если бы Ерофей Петров не проворовался и не пошел бы доносить на свою голову.

Стефан(покачивая головой).Ты запомнил, как его звали.

Кузьма.И как звали запомнил, и день и час, когда приходил. И в какой день светлый князь Симеон Васильевич с Михайлой беседу имел, тоже знаю и помню. Такая моя служба. Все знать и все помнить. — А всем другим лучше ничего такого не знать. О чем никто не знает, того будто бы и нет вовсе. — Или ты этому Михайле славы желаешь? Так кто же из нас еретик?

Стефан доволен шуткой Кузьмы. За окном слышится стук копыт и колес. Стефан подходит к окну, видит вереницу кибиток.

Стефан.Разъезжаются наши красавицы.

Кузьма(совсем тихо).Счастливые.

Стефан.Пойду-ка я узнаю, кого выбрали.

Кузьма(тоскливо).Да не все ли равно. — Если бы ты мог узнать, кого царь выберет. (Осушает еще одну чарку, потом еще одну.)Скажи, протопоп, как быть, когда человек зло творит, а сам его вовсе не желает? Он добра желает. А зло — оно ему дорогу перешло, оно само напросилось. Как тут быть?

Стефан(сухо). На то заповеди даны, чтобы различать между добром и злом. (Подходит к нему близко,

говорит тихо)Ну что ты себя мучаешь, Кузьма Кузьмич? Разве много таких умных, как ты, таких даровитых? Неужели твоей службой пренебречь можно?

Кузьма.Молодой ты еще, Стефан! — Иди, узнавай, что там делается. (Вслед ему)Счастливый.

3. Андрей медленно идет к дому, где остановились Барашовы

Едет кибитка Барашовых. В ней мать, Маша, Захар и Софья.

Маша, закусив губу, еле сдерживает слезы. Софья и Захар подчеркнуто безразличны.

Барашова.А эти две княжны ничуть не лучше всех остальных. И младшая Милославская — тоже ничего особенного.

Барашовы выходят из кибитки, входят в дом. Следом подходит Андрей, поднимается на крыльцо.

В доме.

Маша разражается рыданиями.

Софья.Маша, тебе не совестно?

Маша.Да я не потому! — Но ведь стыд какой!

Выставили за дверь как последнюю уродину. — А Пушкин этот, подлец, даже не оглянулся! Чтоб ему подохнуть!

В комнату входит служанка, что-то тихо говорит Захару, тот выходит и возвращается с Андреем. Маша продолжает рыдать.

Андрей, поклонившись Софье и Барашовой, растерянно смотрит на рыдающую Машу.

Захар(жалостливо).Ну причем тут красота? Ясное дело, что бояре сродственниц своих выбирали.

Андрей(подхватывает).Ну конечно, разве же дело в красоте?

Маша(взрываясь).Фимку-то вашу выбрали! (Уходит быстро в другую комнату.)

Мать бежит следом за Машей, грозит ей кулаком, показывает пальцем на лоб. Затем Барашова возвращается обратно.

Барашова(нараспев).Андрей Иванович! В комнате пусто.

Андрей темными улицами бредет домой.

4. Дом Корионовых

Всеволожский, Евдокия и Аграфена в молчании подъезжают к дому. Так же молча и понуро входят в дом. Им навстречу Афанасий.

Афанасий(вскрикивает).А Фима где?

Аграфена.Там осталась. Мы за нею поедем попозже. — Выбрали ее вместе с другими. А сейчас их старые боярыни в баню повели, осматривать будут.

Афанасий(хватаясь за голову).Господи! Господи!

Аграфена(резко).Петрович! Пройди-ка сюда, будь так добр.

Афанасий и Аграфена выходят за дверь.

Аграфена(шепотом).Перестань ты причитать, прошу тебя! Они и так ни живы ни мертвы. — А потом еще, родня родней, а что подумать могут? Что ты наговариваешь, что позавидовал. У тебя вон у самого трое дочерей.

Афанасий.Мне плевать, кто что подумает. Я за девоньку боюсь!..

Аграфена, не слушая его, резко возвращается обратно.