Царский выбор

Фима.Нет, дедушка, ты знаешь, ты только говорить не хочешь.

Василий.Я, дитятко, где бы ни бывал, часть моего сердца всегда в Москве остается. Хоть и вся земля Божья, но есть места, где близость Его еще слышнее. (-) А когда любишь кого, всегда хочешь быть там, где к нему ближе.

Фима.Зачем же тебе Москву покидать?

Василий.Так Он мне велит. Вся наша здешняя жизнь есть испытание любви.

Фима.Дедушка, можно я тебе душу свою открою?

Василий.Да, дитятко. Ты ведь, что снаружи, что внутри — одинаково светлая.

Фима.Дедушка, с тех пор, как я себя помню. я и его помню. Того, кого я люблю. (-) В детстве мне представлялось, что у меня еще есть брат, кроме Андрея. Но он где-то далеко, и я все жду, что он приедет. (Пауза.)И я всегда с ним в мыслях говорила, обо всем-обо всем говорила.

А когда я стала постарше, мне сны стали сниться — будто я его ищу повсюду, а все не нахожу.

Где я только не побывала в этих снах! Такую красоту видела, наяву такой не бывает! Только его не находила. (-) Я знала, что он где-то близко, надо только позвать. А как позвать? Как его зовут? Не знаю. Так и не нашла ни разу.

Василий(со вздохом).А наяву увидишь — и сразу узнаешь? Так ведь?

Фима.Да, дедушка! Я же его ясно представляю, я его все время перед собой вижу.

А еще я хочу тебе сказать, вот когда я про самое себя думаю. Может, это грех — думать о себе? Вот я думаю, почему я такая уродилась? Ну с красотою этой? Может, для того, чтобы онотыскался? Ну, прослышит — и захочет посмотреть?

Василий.Может быть, для того.

Фима.Вчера весь вечер тети Грушины подруги заходили, всё решали, за кого меня сватать, как смотрины кончатся. Я знаю, родителей огорчать — это тяжкий грех, а для меня. Как же мне быть, дедушка?

Входит Настасья.

Настасья.Я тебя обыскалась, Фимушка! Ты, выходит, совсем не спала. Это с такой-то дороги!

Фима.Мы тут с дедушкой Василием беседуем.

Настасья оглядывается — Василия уже нет.

7. У Морозова

Морозов и Кузьма.

Кузьма(задумчиво).Борис Иваныч, мне вчера поздно ночью мои люди из дома князей Троекуровых кой-чего принесли. — У княгини Троекуровой кума крестовая есть, Кориониха такая. Привезли к ней племянницу из Касимова, по выбору боярина Пушкина. И сразу же слух пошел, что такой-де красавицы отродясь никто не видал. И царь наверняка ее заметит. Выберет-не выберет, конечно, другое дело, но не заметить ее просто нельзя. Сейчас у Троекуровых только один разговор, кому из своих они ее сватать будут, когда смотрины пройдут.

Морозов.А кто они, эти Корионовы?

Кузьма.Бояр Матвеевых недальняя родня.

Морозов.Артамон Матвеев сейчас отсюда далеко. А и был бы в Москве, не стал бы не в свое дело встревать. Слишком умен.

У меня ведь расчет простой. Завтра их всех соберут, списки сверят, патриарх им слово скажет, ну, как водится. Алеша, конечно, захочет высмотреть их тайком. Для этого все, что надо, есть. Но девиц-то больше двухста. Ну как тут разберешь сходу? Как упомнишь, кто лучше, кто хуже? Вот тут-то я и позабочусь о нем. — Нет, в такой толпе любая затеряется.

Я другого побаиваюсь. Как бы царевна Иринушка не напакостила. У старухи Вяземской внучка очень хороша. Ирина может ее как-нибудь отметить и дать знать братцу. Ну, Господь милостив.

Кузьма.Не знаю, Борис Иванович, не знаю. Царь Михаил тоже из целой толпы выбирал.

Морозов(нервно).Не хочу я про это думать, не надо. Я же Алеше счастья желаю. Я его вырастил,

выпестовал. Я же ему в невесты раскрасавицу нашел, не что-нибудь там! Что ты мне каркаешь!

Кузьма.Да у меня на душе смута какая-то. И сон плохой приснился.

Морозов.Что снилось? Выбор царский?

Кузьма.Да нет, просто плохой сон. — Сижу я прямо на земле. И одежда на мне какая-то не моя, и земля вокруг мокрая, осень вроде бы на дворе. — А в руках у меня битый черепок, и в нем еда какая-то наложена. И тут смотрю я на свои руки — да, ложки-то у меня нет — смотрю я на руки свои, а они черные-пречерные!..

Морозов.Как у мавра?

Кузьма.Да не как у мавра. От грязи черные. А я есть собираюсь. И говорю сам себе — как же ты, Кузьма, с такими руками есть собрался? И сам же понимаю, что деваться мне некуда, и другой еды у меня не будет. И тут петух заорал, проснулся я, и первая у меня была мысль про Кориониху эту с ее племянницей.

Морозов(ворчливо).Лучше совсем снов не видеть. Толку от них нет, а покой смутить могут. (Резко встает.)Все будет так, как задумано. Не рассмотрит он эту Кориониху, не успеет.

Кузьма.Ее Григорий Пушкин привез. Не захочет ли он как-нибудь царю намекнуть?

Морозов.Не решится. Он свое место знает. Да и кто ему эта девица? Нешто ее отец ему меру золота отсыпал? Как задумано, так и будет. Только поскорее бы все это кончилось.

8. У Корионовых

Андрей входит в светелку Василия.

Андрей.Василий Матвеич! Ты уговор нарушаешь, обещаний своих не выполняешь. — Обещал ты со мной побеседовать, встречу назначил так далеко от нашей деревни. Я, стало быть, прибыл, а ты со мной всего полразочка поговорил.

Василий.Ничего, Андрей, потерпи. Нам с тобой долгая беседа предстоит. — А пока что незачем отца твоего зазря огорчать, не заходи сюда так часто.

Андрей.Ну вот, опять гонишь.

Василий.Ты же собирался со своим Захаром храмы московские обходить.

Андрей.Ну, храмы они всегда на том же месте стоят, а ты все грозишься, что в Сибирь опять уйдешь.

Василий.Храм-то, конечно, на месте стоит, да может то место далеко оказаться.

Андрей.Думаешь, опять меня отец в касимовском имении запрет?

Василий.Человека никто крепче не запрет, чем он своим собственным телом крепко-накрепко заперт. И ежели он в этой темнице ту свободу обретет, что изначально душе его дарована, то никакие рукотворные темницы ему не страшны. Ты ведь слыхал, как апостолы сквозь запертые двери на свободу вышли? Уж не думаешь ли ты, что у Господа Бога с тех пор силы поубавилось?