Царский выбор

Аграфена ставит на стол принесенную снедь, смущенно говорит Андрею.

Аграфена.Вот у нас завсегда так. Андрей.У вас — как в раю.

Василий.Правильно говоришь. Где двое или трое соберутся во имя Его, там — как в раю.

Аграфена спускается по лестнице, входит в свою спальню, становится на колени перед образами.

Аграфена(крестясь и кладя поклоны).Защити нас. Упаси от всякого зла.

Наверху.

Афанасий, Василий и Андрей за столом. Андрей вскакивает и обнимает то одного, то другого.

Андрей.Господи! Ну какое же счастье привалило! (Задевает табурет, он падает)

Афанасий.Тише ты! А то меня по твоей милости розгами проучат.

Андрей.Ой, забыл совсем. (Усаживается)Ну хорошо! Что на белом свете творится?

Афанасий(нараспев).Вот государь московский жениться надумал.

Андрей.А на ком, неизвестно?

Афанасий.Мне известно. А вот известно ли ему — не знаю.

Андрей.Да уж, конечно, Борис Иваныч об этом побеспокоился. — А все-таки, может так случиться, что царь возьмет, да и выберет простую дворянку из глуши?

Афанасий.Это ты про кого? Уж не себя ли ты привез на должность царского шурина? У нас на Руси это первейшая должность.

Андрей(смущенно).Нет, за себя я не боюсь. Я для царя- батюшки родной сестры не пожалею.

Афанасий.Понятно. Родной сестры не жалко, а соседку отдавать не хочется.

Андрей смущенно улыбается. Василий отворачивается.

Андрей.Ну все-таки, может такое случиться? Что ты скажешь, Василий Матвеевич, на ком наш царь женится?

Василий.Я, Андрюшенька, люблю подальше заглядывать. А то, что через несколько деньков будет, это и так все увидят.

Андрей.Да, я бы так жениться не хотел, ей-богу. Жену, а уж тем паче царицу, по уму выбирать надо. Они все красивые, пока молчат. А вот как рот откроет, да попрет оттуда вся глупость.

Василий.Или ложь.

Андрей.А ложь — это ведь та же глупость, только прикрытая. — Откуда этот обычай взялся, Афанасий Петрович? Ведь такого во всем крещеном мире нет, и в некрещеном тоже.

Афанасий.Первым так женился государь Василий Иоаннович. Согнали тогда в Москву около двух тысяч девиц. Осмотрел он их самолично и выбрал изо всех Соломониду Сабурову, после чего целых двадцать лет с ней разводился. Вот, видно, в силу этого счастливого брака был сей обычай признан истинно русским и достойным всяческого подражания.

Андрей(смеясь).Да, очень это по-нашему. По-другому и быть не могло. Наверное, если у нас все будет по-человечески, мы на самих себя не станем похожи. — Что ты на это скажешь, Василий Матвеич? За что мы такие необыкновенные?

Василий(со вздохом).Кому много дано, с того больше и спрашивается.

Андрей.Это так. Но и тут необыкновенность наша свое берет. Много дается одним, а спрашивается совсем с других. — У нас вот по Касимову слух прошел, что господским крестьянам скоро запретят своей торговлей заниматься. (Смотрит вопросительно.)

Афанасий.И такой указ готовится, и во сто крат хуже.

Андрей.Мне наших господ помещиков иной раз жалко делается. Ведь мужик, сколько над ним ни измывайся, его же все равно Господь Бог рано или поздно на свободу отпустит. А барам нашим за все за это дорого расплачиваться придется. — О чем люди думают, самих себя не жалеют.

Андрей и Афанасий вопросительно смотрят на Василия.

Василий.Все люди братья. И когда мужик от господина-брата своего обиду терпит, он тем самым часть братней вины искупает. Ты спроси любого мужика, хотел бы он стать свободным, — каждый ответит, что да. А тогда спроси его — хотел бы он сам барином стать, над братьями своими господствовать, — и кто же ответит, что нет? Того, кто скажет «нет», Господь Бог в рабстве человекам не оставит. Он его соделает Своим рабом, а это и есть настоящая свобода.

Афанасий.Ну, чтобы русский мужик себя свободным сознал, я, наверное, не увижу. По крайней мере, отсюда не увижу. А вот аглицкий мужик очень даже… Только смотри, об этом никому ни звука. (Шепотом)Аглицкого короля Карлу под стражу заключили, судить собираются за хорошие его дела. И самые рьяные требуют, чтоб ему ни больше ни меньше, как голову отсекли.

Андрей.Быть того не может! — Василий Матвеич, может такое быть, чтоб христианского государя его же люди к смертной казни присудили?

Василий.Я тебе так скажу, Андрюшенька. Ежели такое случится, то в целом мире не окажется ни одного человека, который бы об этом не проведал.

Афанасий.Да, свободными людьми управлять — не то что нами, горемычными. Голова при этом должна думать, что она делает. Ведь сказано: «Если глаз твой тебя соблазняет, вырви глаз свой; если рука и нога, то отсеки руку и ногу». Так что и для Карлы будет в том прямая польза. Лучше ему без головы идти в Царствие Небесное, чем с двумя головами в геенну огненную.

Андрей(во весь голос).Ну ты скажешь, дядя Афанасий!

Голос Аграфены(из-за двери).Петрович, Христа ради, отправляй Андрея спать. Нам завтра Иван Родионыч такого задаст.

Все на цыпочках расходятся.

5. Терем царевен

Глубокая ночь. Анна не спит, бродит по коридорам. Идет мимо служанок, спящих, сидя на лавках, подходит к своему заветному окошку, берется руками за раму. Опять идет по коридору. К ней подходит карлица Лизавета, прижимается к ее ногам, прячет лицо в ее платье. Анна гладит Лизавету по голове.

6. Дом Корионовых

Раннее утро следующего дня. Фима выскальзывает из комнаты, где ночевали Всеволожские. Фима, завернувшись в большой платок, смотрит в окно, за которым чуть брезжит рассвет. Входит Василий.

Фима.Доброе утро, дедушка.

Василий.Доброе утро, дитятко.

Фима.Вот и мы все вслед за тобой в Москве оказались.

Василий.Мне вскорости в обратный путь собираться. Фима.А нам?

Василий.Об этом только Господь ведает.