У Трофима.
Трофим
Василий.Это когда же я тебя обманывал?
Послезавтра будет обоз. Игнаша жив-здоров, шлет тебе письмо и гостинцы.
Трофим осеняет себя широким крестом.
Василий
Поликарп испуганно пятится.
Трофим.Да что ты, дурачок, испугался, что ли? Ты разве не видишь — Василий Матвеич все про нас знает лучше, чем мы сами про себя. — Я ему, Вася, не одну невесту нашел, а сразу двух. Вот теперь гадаем, какую брать.
Василий
Трофим слегка разочарован.
Василий.Всякое богатство непрочно, а красота недолговечна.
Поликарп.А что всего прочнее, батюшка?
Василий.Душа человеческая, Поликуша, она ведь и по смерти живет. — Так что непременно бери ту, на которую я указал.
Поликарп.Да что ты, батюшка, как ты сказал, так и будет. Разве я. разве мы с Трофим Игнатьичем тебя ослушаемся?
Василий.Теперь слушай меня, Трофим Игнатьич! Завтра вечером к тебе гости пожалуют. Старый твой друг Афанасий Петрович и с ним племянник его, Андрей из Касимова. Ты, поди, его маленьким помнишь, а вот теперь он большой.
Трофим
Василий
с тобой побеседует, а Андрей Иванович сначала с тобой, а потом еще кое с кем.
Трофим.Господи! Неужто Михайло пожалует? Это что же за чудеса творятся — Михайло Иванович царского шурина к себе призывает!
Поликарп в изумлении. Он покачивает головой.
Василий
Трофим(ему
Василий.Это кто же?
Трофим.Илья и Данило.
Василий.Ишь ты какие! Развалились тут! Я их сейчас потесню.
Василий выходит. Трофим и Поликарп остаются вдвоем.
Трофим.Ты слышал, Поликарп?
Поликарп.Ох, батюшка, слышал.
Трофим.Смотри, не вздумай болтать на радостях.
Поликарп.Я? А я этого не умею — болтать.
Трофим
10. Женский терем
Опочивальня Фимы. Стайка служанок выпархивает из комнаты, оставляя там Настасью Порфирьевну. Она несколько секунд сидит в оцепенении, потом падает на колени перед иконами и молится с земными поклонами. Наконец Настасья поднимается с колен и начинает озираться. Тотчас же в комнату врывается Анфиса.
Анфиса.А вот и я, матушка Настасья Порфирьевна!
Настасья.Ох, прости, голубушка, не запомнила еще, как тебя величать.
Анфиса.Да зови меня просто Анфисой, ты ведь мне в матери годишься. А я теперь у тебя первая помощница.
Анфиса кидается к постели, начинает все ворошить, перетряхивать, ловко убирает «вещественные доказательства», ни на секунду не закрывает рта.
Анфиса.Ты ведь здесь еще не обвыклась, тебе всё внове, чудно всё тут. Ты без нас без всех не обойдешься. У тебя, небось, от этого блеска в глазах рябит.
Настасья.Ох, верно, милая, в глазах рябит.
Анфиса.Я вот, почитай, всю жизнь в царских палатах, а и то привыкнуть не могу. Иной раз взгляну на все на это, так прямо оторопь берет. А еще запомнить надо, как что зовется и для какой оно надобности. А ты вчера из деревни, легко ли тебе? Ты, чай, и в Москве-то отродясь не была?
Настасья
Анфиса.Ну, ничего, в Москве все равно лучше. И к чудесам этим всем привыкнешь. — Ты только подумай, здесь же все заморское. Здесь русского — только мы с тобой.
Подходит к туалетному столу, окидывает его взглядом, хватает подмененный флакон, потом ставит его на место, хватает другой, открывает.
Анфиса.Ты только понюхай, как пахнет!
Сует под нос Настасье хрустальный флакон.
Настасья.Ох, святые угодники, аж дыханье захватило! —
Анфиса.Христос с тобой, Настасья Порфирьевна, что ты за страсти говоришь?
Настасья
Анфиса.Прости, прости меня, дуру, Настасья
Порфирьевна. Потому оговорилась, что в этих самых покоях царице Евдокии Лукьяновне, Царствие ей небесное, много лет прислуживала. — А насчет сглазу — чего же меня бояться? Я такая же раба, как и ты. На моей дочке, чай, государь не женится.
Настасья
Анфиса.Все одно они бояре. Сегодня не родня, а завтра породнились. Я своими