— Вот как? А насколько мне видно, на вас — форма. И это означает, что вы давали присягу и подчиняетесь законам государства, которые требуют от вас выполнения воинского долга и подчинения приказам. Или я не прав?
— А нам на законы теперь наплевать, — заявил вооруженный ТТ, — и государства того теперь тоже нет. Все. Кончилось! И посильнее нашего с немцем драться пытались, а ничего не вышло. Так что и Союзу теперь капут! Доигрался товарищ Сталин в мировую революцию…
Я с интересом слушал его сентенции. Как все тут интересно устроено. Да уж, не зря затерянная колония всегда была анекдотом. И не только потому, что до сих пор считалось, будто установлена судьба не только всех переселенческих транспортов, но и девяноста пяти процентов исчезнувших исследовательских рейдеров. Хотя, по расчетам сисанов, экипаж исследовательского рейдера был слишком мал, чтобы образовать полноценную саморазвивающуюся колонию. Затерянная колония была еще и стандартным начальным заходом социомоделирующих задач, которыми так любили развлекаться сисаны. Ох и экзотические социомодели у них получались!..
— …так что вали-ка ты отсюда, туварищ камандир, — специально коверкая слова, заявил мой визави, — пока цел. Понятно?
Я… улыбнулся. На моего собеседника это произвело ошеломляющее впечатление. Он озадаченно уставился на меня и еще сильнее стиснул свой пистолет.
— Что ж, — миролюбиво начал я, — вижу, вы находитесь в состоянии психологического шока. Он вполне объясним, ибо, на ваш взгляд, наша армия потерпела сокрушительное и необъяснимое поражение в приграничном сражении. Поэтому вы демонстрируете мне сейчас неадекватные послешоковые реакции. Я могу их принять и простить. Если… — Я сделал паузу и обвел взглядом всех присутствующих, которые оторопело пялились на меня, разинув рты. Из всей речи они поняли едва ли половину. А то и меньше. Не говоря уж о том, что, как видно, никто из них не ожидал таких пассажей из уст обычного командира местной армии, которого они видели перед собой. — …вы найдете в себе силы вновь вернуться в строй.
Несколько мгновений все продолжали озадаченно разглядывать меня, а затем вооруженный тряхнул головой, будто скидывая оцепенение, вызванное моими словами, и зло ощерился:
— Тебе че, неясно было сказано? Вали отсюда, пока…
— Ты можешь попытаться меня убить, — тихо и уже совершенно другим тоном произнес я, — три раза. Если ты остановишься на двух и признаешь себя подчиненным, я тебя прощу. После третьей попытки я тебя убью. Вопросы есть?
— Че?!..
Слишком резкий переход от теоретических рассуждений на конкретику часто действует на неподготовленную аудиторию ошеломляюще. Чего я и добивался. Пока весь разговор полностью соответствовал тому, как я хотел его провести. Нужен был еще один, завершающий штришок. Поэтому я нагловато усмехнулся и демонстративно сложил руки на груди.
— Ах ты, сука! — взвился вооруженный и вытянул руку с пистолетом в мою сторону. Но в тот же момент на ней повис худой паренек.
— Стой, что ты делаешь?!
Мужик злобно развернулся к нему и с размаху заехал парнишке по голове рукояткой пистолета. Тот упал. Вооруженный направил ствол пистолета ему в голову… А вот это уже не входило в мои планы.
— Эй! — позвал я его. — Я сказал, меня! Если ты попытаешься убить кого-то еще, я не буду ждать трех попыток.
— Да — на! — зло отозвался мужик, разворачивая ствол пистолета в мою сторону и дважды нажимая на спуск.
Пули свистнули у левого уха и под мышкой. Для остальных это выглядело так, будто я как-то неестественно дернулся всем телом, но, в общем, остался на месте. И отчего-то невредимый. Для создания подобного эффекта пришлось опять использовать
— Первые две попытки ты использовал, — холодно констатировал я. — После третьей я тебя убью. Вернее, если быть точным — казню. За отказ подчиниться приказу командира, нарушение присяги и дезертирство в военное время.
Вооруженный, остолбенело смотревший на меня, сглотнул и недоуменно покосился на пистолет. Потом снова ощерился и слегка охрипшим голосом скомандовал:
— Кабан, а ну-ка обойди его сбоку.
Второй, который хватал паренька за щеку, хмуро покосился на приятеля и… отрицательно качнул головой:
— Не, Косой, я погожу.
— Че?! — тот, которого обозвали Косым, свирепо развернулся к нему. — Ты че несешь? Ты че, собираешься опять в кабалу к товарищам?
— А ты у меня перед носом волыной не махай. У меня и своя есть. Давай решай свои дела, а я пока погожу, понял?
Косой несколько мгновений разглядывал кореша, а затем его голос дрогнул:
— Да ты че, брат? Мы ж вместе зону топтали, да я ж за тебя всегда…
— И когда Никифор меня со своей сворой метелил, тоже? — ехидно сморщившись, отозвался Кабан.
Как видно, приведенный факт оказался для Косого веским аргументом. Потому что он тут же поник, но, развернувшись в мою сторону, сразу же вновь завелся. Он переложил пистолет в левую руку, правой выхватил из кармана нож и, слегка присев и отведя руку с ножом чуть в сторону, направил пистолет мне в голову и зло прошипел:
— Ну командир, молись…
Я молча кивнул и сделал шаг вперед, рывком входя в состояние
Он успел выстрелить всего один раз. После чего я вырвал у него пистолет и слитным движением ладонь-локоть выбил из руки нож. Косой отчаянно рванулся, но я уже захватил его запястье, поэтому он успел сделать только шаг, а затем рухнул на колени спиной ко мне. Я еще сильнее вывернул его руку и приставил ствол пистолета ему к затылку, а затем, продолжая удерживать противника в этом положении, повернулся к остальным. Кабан смотрел на меня спокойно и… я бы даже сказал одобрительно. Похоже, он был из тех, кто уважает в первую очередь силу и способность ею пользоваться. Паренек глядел, разинув рот, и где-то даже восторженно. Остальные трое — серьезно, напряженно и… с надеждой.
— Это война. — То, что я собирался сказать, должно было прозвучать пафосно. Но сейчас и требовался пафос. Правды жизни все они уже хлебнули полной мерой. — И никто не может гарантировать, что вы останетесь живы. Вы можете погибнуть в окопе, в цепи, во время атаки, в блиндаже или доме, во время сна и даже в самой глубокой дыре, в отхожей яме, в которую вы попытаетесь забиться, чтобы выжить. Война есть война. И единственное, что действительно в ваших силах, это выбрать, КАК вы можете погибнуть. Он — выбрал. — И я, добавив в голос некую толику торжественности, начал: — Именем Союза Советских Социалистических Республик…
Тело мы закопали здесь же, на поляне. После чего я провел ревизию своего увеличившегося войска. Из пятерых новичков вооружены были четверо. Трое — винтовками и один, Кабан, — револьвером. Так называлась та система ручного оружия, которая была у Башмета. От ТТ она отличалась некоторыми деталями, например барабанным магазином несъемного типа, но, в общем, имела сходные боевые свойства. Однако патронов к винтовкам не было. Пятый был минометчиком и свою винтовку потерял еще вчера утром, когда на позицию их минометной батареи с тыла ворвались немцы.
Вообще, судя по рассказам, нападающая сторона в первую очередь отличалась хорошим уровнем подготовки младшего и среднего командного состава. Старшего, вероятно, тоже. Но у меня пока была слишком маленькая выборка, чтобы делать обобщающие выводы. Еще у них имелось несколько банок консервов и краюха хлеба, прихваченные одним хозяйственным ефрейтором, и медицинская сумка. Сумку я сразу же забрал себе. Еще у младшего сержанта Римозова, того самого худенького паренька, оказавшегося комсоргом роты, была свежая сегодняшняя газета. Ее я также конфисковал в свою пользу.
После того как закончилась ревизия, я вызвал из леса Головатюка и Иванюшина и велел старшему сержанту выдать бойцам по пачке винтовочных патронов. А минометчику — вооружиться ТТ Косого. После чего устроил привал.
