К реке подходит маленький оленьи лакомство воды лакает.Но что ж луна так медлит, так лукавит,и двинуться ей боязно и лень!Ужель и для нее, как для меня,дождаться дня и на свету погибнуть —все ж веселей, чем, не дождавшись дня,вас, небеса грузинские, покинуть.Пока закат и сумерки длинны,я ждал ее — после дневной разлуки,и свет луны, как будто звук луны,я принимал в протянутые руки.Я знал наперечет ее слова,и вот они:— Полночною пороюв печали — зла и в нежности — слаба,о Грузия, я становлюсь тобою.И мне, сиявшей меж твоих ветвей,твоих небес отведавшей однажды,о Грузия, без свежести твоейкак дальше быть, как не устать от жажды?Нет, никогда границы стран иных —не голубели так, не розовели.Никто еще из сыновей земныхне плакал так, как плакал Руставели.Еще дитя — он жил в моих ночах,он был мне брат, не как другие братья,и уж смыкались на его плечахпрекрасного несчастия объятья.Нет, никогда границы стран иных…я думала, — и, как сосуд, как вазас одним цветком средь граней ледяных,сияли подо мной снега Кавказа.Здесь Амирани бедствие терпел,и здесь освобожден был Амирани,и женский голос сетовал и пел,и царственные старцы умирали.…Так и внимал я лепету луны,и был восход исходом нашей встречи.И вот я объяснил вам эти речи,пока закат и сумерки длинны.
Галактион Табидзе
* * *
Все желтое становится желтей,и радуга семь раз желта над нами,и россыпь драгоценных желудейвсе копит дуб и нежит меж корнями.Все — в паутине, весело смотреть,как бьется в ней природа пред зимою.Счастлив рыбак, который эту сетьнаполнил золотою чешуею.Пока в дубах стозвонный звон стоити шум летит над буркою Арсена,прикосновеньем осень осенитвсе то, что было неприкосновенно.