Вы Ганнибала помните? Мастак он был в делах, достиг чинов немалых, но я о том, что правнук Ганнибалов случайно оказался в тех местах. Туземным мраком горячо дыша, он прыгнул в дверь. Вое вмиг переместилось. Прислуга, как в грозу, перекрестилась. И обмерла тогда моя душа. Чужой сквозняк ударил по стеклу. Шкаф отвечал разбитою посудой. Повеяло паленым и простудой. Свеча погасла. Гость присел к столу. Когда же вновь затеяли огонь, склонившись к ней, перемешавшись разом, он всем опасным африканским рабством потупился, как укрощенный конь. Я ей шепнул: — Позвольте, он урод. Хоть ростом скромен, и на том спасибо. — Вы думаете? — так она спросила. — Мне кажется, совсем наоборот. Три дня гостил, весь кротость, доброта, любой совет считал себе приказом. А уезжая, вольно пыхнул глазом и засмеялся красным пеклом рта. С тех пор явился горестный намек в лице ее, в его простом порядке. Над непосильным подвигом разгадки трудился лоб, а разгадать не мог. Когда из сна, из глубины тепла всплывала в ней незрячая улыбка, она пугалась, будто бы ошибка лицом ее допущена была. Но нет, я не уехал на Кавказ, Я сватался. Она мне отказала. Не изменив намерений нимало, я сватался второй и третий раз. В столетье том, в тридцать седьмом году, по-моему, зимою, да, зимою, она скончалась, не послав за мной)) без видимой причины и в бреду. Бессмертным став от горя и любви, я ведаю этим ничтожным храмом, толкую с хамом и торгую хламом, затерянный меж богом и людьми. Но я утешен мнением молвы, что все-таки убит он на дуэли. — Он не убит, а вы мне надоели, — сказала я, — хоть не виновны вы. Простите мне желание руки владеть и взять. Поделим то и это. Мне — суть предмета, вам — краса портрета: в награду, в месть, в угоду, вопреки. Старик спросил: — Я вас не вверг в печаль признаньем в этих бедах небывалых? — Нет, вспомнился мне правнук Ганнибалов, — сказала я, — мне лишь его и жаль. А если вдруг, вкусивший всех наук, читатель мой заметит справедливо: — Все это ложь, изложенная длинно. — Отвечу я: — Конечно, ложь, мой друг. Весьма бы усложнился трезвый быт, когда б так поступали антиквары, и жили вещи, как живые твари, а тот, другой, был бы и впрямь убит. Но нет, портрет живет в моем дому!
