как зарос! Подрезать бы. Ходишь, чисто зверь какой!
– Последний раз Гарька подрезала. – Сивый взял у старика укупорку, хлебнул браги, впрочем едва ли распробовав – даже не поморщился.
– Устал, бестолочь? – Не о сиюминутной усталости говорил ворожец.
Безрод молча кивнул, поднял глаза в небеса:
– Спросил бы Верну, отчего все так случается, только не ответит. Знаю, не ответит. До третьего дня станет меня на смертоубийство подвигать, а не скажет.
– Недолго осталось. Узнаем.
Ночью Верна тихо выбралась из овина, в тени скользнула к углу, оглянулась туда-сюда, и хоть не было на небе луны и темнота кругом стояла кромешная, крадучись перебежала к дружинной избе. С колом в руке поднялась на одну ступеньку, на вторую и едва не споткнулась обо что-то. Сердце в пятки ушло, показалось – летит носом вперед, прямиком в дверной косяк. А чьи-то руки крепко ухватили и поставили на ноги.
– Жива? Не спится?
– Какая же ты сволочь! – Давно не виделись, целый год жила иными заботами и тревогами, успела позабыть, каков бывший муж на деле. То ли восхищение выдохнула в ночное небо, то ли испуг.
– Если к Тычку, так ему худо. Был приступ.
– А я… ну…
– Кол зачем?
Верна с шумом выдохнула, бурля от негодования, бросила кол. Собралась было сбежать с крыльца прочь, но Безрод остановил. Давно не прикасался.
– Сядь.
Опустилась рядом, насупилась.
– Я не подпущу тебя к старику.
– Не хотела бить насмерть, – буркнула. – Расковыряла бы рану, только и всего.
– Сущие мелочи, – усмехнулся Безрод. – Пустить кровь старику на последнем издыхании.
– Да, я плохая! Вот она я! Чего ждешь? Сверни мне шею, как умеешь, и дело с концом!
– Дура, – прошелестел Сивый. – Все равно не убью.
– Убьешь! – злорадно прошептала Верна. – Еще как убьешь!
– С Тычком не получится, с Ясной не выйдет. Даже близко не подойдешь. Все остальные не по зубам.
– Ненавижу!
Тряхнула головой, соскочила с крыльца. Отбежала на середину крепостного двора и крикнула во всю мочь:
– Ненавижу! Всех ненавижу, и тебя больше всех!
Бабка Ясна тихонько приотворила дверь, вышла на крыльцо, села рядом.
– Дуреха, ой дуреха!
– Все слышала?
– Этот крик глухой услышит. Не в себе девка. Жить не хочет.
– Рано, – буркнул Сивый. – Тычка за собой утащит.
Ворожея поерзала, устраиваясь поудобнее, закряхтела и вдруг ойкнула.
– Что такое?
Вместо ответа старуха нашла в темноте Безродову ладонь и положила на место, где только что сидела. Рука легла на дощатое крыльцо, только донельзя странным вышла на дереве льдистая изморозь, будто иней на траве в первые заморозки.
– Сама в Потусторонье катится, Тычка за собой тянет!
– Не скатится. – Безрод погладил старуху по руке. Все бросила, сюда примчалась, а притворялась нелюдимой и холодной, как этот иней. – И Тычка не утащит. Ты бы глотнула браги, согреешься…
«Два дня», издалека Стюжень показал Безроду два пальца, тот кивнул. Через два дня станется то, от чего Верна бежит-бежит, да убежать не может. На рассвете тихонько улизнула на берег. Сивый проводил бывшую мрачным взглядом. Не спал, все видел. К пристани побежала, на Гюста понадеялась, дескать, не один убьет, так другой. Напрасно. Кормщика на граппре никому не обмануть. За волосы приволок в крепость, руку заломил.
– Заметил, босяк, – спрашивал ворожец Безрода, оба сидели на колоде, будто на праздничной лавке. – Сама на себя руки не накладывает, хотя казалось, чего уж проще? Уйди в море, пока хватает сил, да назад не вернись. Или заберись на скалы, да сигани вниз. Так ведь не делает!
– Не может, – с колоды виден весь двор. Вот бабка Ясна идет к печи с кадкой теста, Гюст правит меч на крыльце дружинной избы, Верна стоит в дверях овина, косит туда-сюда хитрым глазом. – Что-то держит.
– Смогла бы? Как думаешь?
– Одно дело себя жизни лишить, совсем другое – ринуться в драчку и схлопотать меч.
– Обещалась кому-то. – Стюжень, глотнув браги, вытер усы и бороду. – Обещалась живой и невредимой. А если кто-то убьет, не ее вина – так вышло. Слово не нарушила.
– А если жизни себя лишит – станет клятвопреступницей? – усмехнулся Безрод.
– Да.
Оба понимающе переглянулись. Думай, гадай, в каком случае девки обещаются кому-то.
– А избавить ее от клятвы ты не можешь, даже если захочешь.
– Не хочу, – холодно прошелестел Сивый, перевел взгляд на Верну и поджал губы.
Два дня, всего два дня…
Глава 2
ГОД
– Меч точишь… – Ворожец встал за спиной Безрода.
– Самое время.
– Один день остался.
– Он придет. – Сивый оторвал взгляд от клинка, простер в дали дальние. – Такие не отступаются.
– Какие такие?
– Упрямые. Темная дружина в лесу прошлой весной – его рук дело.
– Да кого – его?
– Не знаю, – усмехнулся Безрод. – Но и в совпадения не верю.
Стюжень оглянулся туда-сюда, приметил неподалеку пустой бочонок, подкатил поближе, уселся. Безрод усмехнулся.
– До того велик, что под тобой бочонок – ровно ведро.
– Ты, босота, зубы не скаль! Как я погляжу, усмехаться горазд. Через это и морщины по всей роже! Ты хоть понимаешь, что вокруг тебя творится?
Сивый многозначительно промолчал.
– Не простой повеса за Верной охотится! Не от скуки собак с цепи спускает. Последняя свора тебя едва в дружину Ратника не отправила! Не псы – волки зубами рвали, едва ушел!
Безрод продолжал мерно водить правильным камнем по клинку.
– Молчишь, – вздохнул ворожец. – Ну так я поболтаю. Старому не возбраняется.
– Как сошли на остров, болтаем.
– Знать, болтать недолго осталось! – рявкнул ворожец, протянул руку и, ухватив Сивого за чуб, задрал тому лицо к небу. – Ты слушай да поправляй!
– Отвада волос дергал – не выдергал, Ясна за чуб таскала – не дотаскала. Давай, старик, хватай крепче.
Стюжень отпустил вихор, щелкнув Безрода по лбу. Сивый лишь покосился, прикрыв глаз.
– Завтра не я – другие станут дергать, тогда и поглядим! Ледована с младых ногтей знаешь, в руках у него побывал, может быть, в глаза смотрел, а если тебя распотрошить, как бы вместо сердца кусок льда не найти! Был бы обычным человеком, давно ушел на полночь в снега и лед, так ведь не ушел же! Почему?
– Не хочу, – буркнул.
