меня. Мало ли, чего она wants. Мне не важно, правда ли у Шварцера липовое портфолио, но нельзя же допускать такого слива. Ну, что это такое? Фактически, анонимка - но публичная. Вот если бы Шварцер надавил на владельцев сервера, они бы раскрыли, кто такая эта Маруся, - тут бы я его зауважал.
В этот момент Нюра сжимает в кулаке Глебову мошонку, и он убирает руки с ее затылка. Она поднимается с колен и нервно озирается.
- У Сети такая идеология, - отвечает Шаневич. - Уважение чужой прайвеси. К тому же сервер в Америке, как на них надавишь?
- То есть ты хочешь сказать, - продолжает Крутицкий, - что любой человек может завести в Сети страницу и публиковать все что угодно?
- Конечно. - Даже по тону слышно, как Шаневич пожимает плечами.
Да, смешного инвестора чуть не получил Тим, думает Глеб, осторожно переступая в спущенных джинсах. Теперь они стоят совсем близко, крупные темно-коричневые соски почти касаются его живота.
- И никто его не сможет взять за жопу, да? - задумчиво говорит Крутицкий.
Глеб кладет руку на Нюрины ягодицы, чувствует пальцами морщинистую, бугристую кожу. Он прижимает Нюру к себе. Правой рукой начинает ласкать ее грудь.
- Это же и хорошо, Влад, - говорит Шаневич, - потому что…
- Да, с этим можно работать. - Голос Крутицкого звучит увереннее. - То есть можно сделать такой сайт, и сливать туда компромат… жаль, к выборам уже не поспеем. Я, пожалуй, создам свою структуру. Наберу молодых ребят, пусть с нуля всему учатся, никакого тебе wants to be free. Никакого сора из избы. Все серьезно, без бирюлек.
- Ну, не знаю, - отвечает Шаневич. - Не уверен, что в Сети это будет работать.
- Будет, конечно, будет, - говорит Крутицкий. - Это только тебе кажется, что есть разница между Сетью и жизнью. Люди-то всюду одинаковые, вот и разницы нет.
Ладонь Глеба касается отвердевшего соска. Нагнув голову, он целует Нюрину макушку, тепло чужого тела отзывается в его душе неясным волнением. От волос почему-то пахнет детским мылом и на секунду Глебу кажется: это не случка, это настоящий акт любви.
- Черт с ним, со Шварцером, - говорит за стеной Шаневич, - может, ты в нас вложишься. Я бизнес-план покажу, у нас все просчитано…
- Понимаешь, - говорит Влад, - тебе я могу сказать. У меня сейчас временные неприятности.
- А что такое?
Настоящий акт любви, любви и нежности. Глеб опускается на колени, гладит руками морщинистый, в растяжках живот, шепчет извини меня и осторожно берет в рот сосок. Нюра проводит рукой по его волосам, на мгновение они замирают.
- Ты же знал Мишку Емельянова? - отвечает Влад. - Ну, вот мы тоже налетели. Его начальник, Витя Абрамов, гонял для нас деньги. Была разработана схема, не очень дешевая, но стопроцентно безопасная. А этот Абрамов решил еще немного подзаработать и стал гонять деньги через латвийский банк. Выигрывал на этом два процента, максимум - два и две десятых. А банк - тю-тю, и денежкам - привет.
Теперь уже Нюра мягкими движениями подталкивает Глеба, придерживая его затылок. Глебу трудно дышать и плохо слышно: он начинает медленно сжимать зубы. Это тебе за мои яйца, усмехается он. Он плохо разбирает, что говорит Влад: чуял подвох, да не успел… тут-то все и ебанулось… Глеб почти кусает сосок, Нюра отстраняется и, повернувшись спиной, нагибается вперед, прижимая Глеба к стене. В тусклом свете смутно белеют ее ягодицы. Глеб чувствует, как ее рука сама направляет его член.
- Иными словами, чувак угробил пол-лимона, чтобы заработать десятку? - говорит Шаневич.
- Похоже, что так, - отвечает Влад. - Это и обиднее всего. Украл на копейку, просрал на рубль.
Нюра глубоко выдыхает, и Глеб поспешно прикрывает ее рот ладонью. Раскачиваясь, он прислушивается к разговору на кухне.
- То есть мы, конечно, перевели на него все стрелки, хотя парня жалко. Но кто ж его неволил - своих ребят наебывать?
Свистит чайник. Глеб слышит, как Шаневич разливает воду по чашкам и говорит:
- Ладно, пойдем в офис, я тебе макет покажу, может, уговорю все-таки.
Шаги в коридоре затихают, Глеб опускает руку, Нюра тут же издает протяжный стон и, вздрогнув, замирает.
Одевшись, они некоторое время стоят молча.
- Детский сад, - говорит Глеб, - как сказал бы Влад, бирюльки
- У меня с ним серьезные отношения, - отвечает Нюра. - Еще не хватало, чтобы он меня здесь нашел.
Глеб хочет извиниться, что насильно удерживал Нюру на коленях, со своим членом во рту, но не знает, как об этом сказать. Вместо этого спрашивает:
- У вас в самом деле с Владом роман?
Снежана рассказывала про сеть людей, спавших друг с другом, вспоминает он. А теперь Нюра и Влад Крутицкий тоже связаны со Снежаной - уже после ее смерти.
- Да, - серьезно отвечает Нюра. - И я бы хотела, чтобы все это осталось между нами.
- Конечно, - кивает Глеб.
- Не думаю, что это повторится, так что можешь не беспокоиться: на наших отношениях это не отразится.
А мне понравилось, думает Глеб и вспоминает краткое мгновение тепла и нежности, запах детского мыла от Нюриных волос, твердый сосок в своей ладони.
21
Вернувшись в офис, Глеб некоторое время молча сидел перед монитором. Нюра Степановна отвлекла его от чего-то важного, от какой-то мысли, которая напугала его и удивила. Он вернулся в IRC и просмотрел, о чем говорили на канале без него. Het ушел, потом появился Undi, потом ушел и он, и SupeR остался один. Глеб пролистнул несколько экранов назад и вдруг увидел, что SupeR закинул туда лог какой-то старой сессии. Судя по дате, разговор происходит вечером того дня, когда погибла Снежана.
В тот раз их было трое: Snowball, SupeR и het. Они поздравляли Снежану с днем рождения, она рассказывала, сколько пришло гостей (между делом упомянула, что скоро на канале появится новый человек), а потом сообщила, что хотела бы показать им одну штуку. Дальше шла ссылка, но Глеб не пошел - и так понял, что увидит.
'Иероглиф', - сказал SupeR.
'Могу объяснить, что такое, но лень писать', - сказал het.
'het: ну?' - ответила Снежана
'Snowball: Проще на бумаге, - ответил het, - Давай через полчаса на лестнице'.
'het: Забились', - ответила Снежана.
Это была ее последняя реплика. Глеб пролистнул экран оживленного обсуждения: да, все сразу поняли - het выманил Снежану на лестницу. Выманил, чтобы убить.
Глеб встал и вышел в большую комнату. Там сидели Шварцер, Муфаса, Андрей и Арсен. Муфаса смотрел телевизор, а Шварцер и Андрей с Арсеном обсуждали будущий журнал.
- На обложке надо изобразить ширинку, - говорил Андрей. - Просто взять и отсканировать. Будет очень оригинально и, как выражается Бен, круто.
- Лучше жопу, отец, - предложил Арсен. - На кооперативных пакетах обычно жопу изображали.
- Начать с того, что кооперативных пакетов давно нет, - сказал Андрей. - Никто даже не помнит, что это такое.
- Простите, ребята, - вмешался Глеб. - Я тут только что узнал важную вещь. Про Снежану.
Они прошли в офис, и Арсен углубился в лог. Андрей только раз взглянул и сказал:
- Я знаю уже. Это же я там был, - и он ткнул пальцем в ник Undi.
- А я - kadet, - признался Глеб.
- А то я не догадался, - ответил Арсен, показывая на колонку справа. Сейчас там оставался только 'kadet', все остальные участники покинули канал.
Глеб смотрит в монитор. Две минуты назад он завел новый канал IRC, сейчас там появится Юлик Горский. Гуру по жизни. Как должен выглядеть гуру по жизни, да еще из Калифорнии? Длинные волосы, бисерные фенечки, бородка, заплетенная в косичку. Сидит в лотосе перед монитором, выше жизни и смерти.
Глеб обескуражен. Обитатели Хрустального тоже оказались выше жизни и смерти: во всяком случае, их совсем не заинтересовала история о том, как het обещал показать Снежане иероглиф, через полчаса нарисованный на стене ее кровью.
- Какая тебе разница, кто вызвал ее на лестницу, - говорил Шварцер. - Известно ведь, что ее убили какие-то посторонние. Жалко девку, конечно, но давайте вернемся к делу.
- Поздно пить боржоми, святой отец, когда печень отвалилась, - заметил Арсен.
Им не было дела до жизни и смерти Снежаны. Для них она была лишь одной из жительниц Хрустального. Пришла - и ушла, была - и нет. Даже памяти о черном лаке ногтей не сохранилось. И вот теперь Глеб смотрит в монитор, ждет появления Горского: на письмо он откликнулся почти мгновенно, хотя в Калифорнии раннее утро. Олега и Антона он хорошо помнил и сам предложил поговорить онлайн в IRC.
Горский появляется: то есть это только так говорится 'появляется', на самом деле появляется только ник на экране, только буквы, только совокупность пикселов. Глеб рассказывает о смерти Снежаны и о логе, который прочитал сегодня: то есть это только так говорится 'рассказывает', на самом деле - пишет, хорошо еще, что не транслитом, у Горского, слава богу, установлены русские шрифты.
- Формально говоря, - замечает Горский, - то, что het попросил Снежану выйти, ничего не значит. Попросить мог один, а убить другой. Но все равно хорошо бы понять, кто это.
- В квартире было восемь мужиков, - отвечает Глеб. - Антон, Шаневич и Арсен были на кухне; остаются Луганов, Ося, Бен и Андрей. И я, конечно. Четверо подозреваемых, одним словом.
Горский говорит, что не возьмется помогать в расследовании, он ведь не детектив, с чего это Антон и Олег на него кивают. Глеб говорит: Жалко, и добавляет:
- Знаешь, мне обидно: всем наплевать. Менты сказали - какой-то пьяный или наркоман, все и поверили.
- Просто эти ребята не особо подозрительны. Однажды мне пришлось столкнуться с убийством, и там участвовали с одной стороны новые русские, а с другой - любители
