именно они, люди, живущие на этой территории, очевидным образом являются наилучшими экспертами в собственном конфликте.
Их спровоцировало наше недостаточно ясное осознавание собственной привилегии: ведь после конференции мы уедем домой, продолжая жить в относительной безопасности, в то время как они останутся здесь, в зоне вооруженного конфликта. Наши двойные сигналы — оптимизм в отношении потенциальной пользы конфликта, мечта о лучшем мире, поощрительный тон — заставили их почувствовать себя неудачниками. Наше бездумное поведение усугубило их удрученность и разъярило их.
— Око за око, зуб за зуб, — сказал один из них.
Они провоцировали нас, чтобы расшевелить. Прежде чем настоящий разговор мог стать возможным, им надо было заставить нас прочувствовать конфликт и страдание, которые им самим приходится переносить постоянно. И это им удалось: на какое-то время мы лишились своего энтузиазма.
Перепалка вспыхнула за долю секунды, а на то, чтобы исчерпать ее, ушло два часа. Поначалу казалось, что никто не говорит по сути. Возражавший нам мужчина и его сторонники высказывались цинично и озлобленно. Нас это стало выводить из себя. Особенно неприятно вел себя лидер этой группки. Несмотря на то что именно он организовал конференцию, он заявил, что им нечему у нас учиться.
Пытаясь расквитаться с ним, я, как и все остальные, тоже заговорил недоброжелательно, обвинив его в том, что он ведет себя как всезнающий сановник. Я сказал ему, что он безнадежен и может лишь помешать Северной Ирландии добиться мира. Он завопил, что я несправедлив к нему и его друзьям.
Ситуация накалялась по нарастающей, пока не вмешалась одна из их женщин. Она объяснила, что человек, казавшийся самым воинственным, на самом деле просто ведет себя как обычно.
— Он вовсе не старается быть неприятным, — сказала он. — С его точки зрения, он делает нечто позитивное для всех нас!
За то время, что она успокаивала нас таким образом, наш обидчик вдруг притих.
Она была права. Я-то предполагал, что он ощущает себя человеком жестким и пылающим праведным гневом, но она сумела заставить его продемонстрировать, что это совсем не так. Благодаря чуткой интуиции этой женщины мы урегулировали свои разногласия, и встреча в результате оказалась удачной. Мы поработали с жаждой отмщения и надеждой на преображение. В конечном счете «террорист», перебивавший Эми, пригласил нас в расположенный по соседству паб.
Всякий раз, когда мы, выполняя работу фасилитаторов, предполагаем, что знаем нечто, чего не знают другие, мы ведем себя как люди, поучающие других. Здесь действует простая формула: бессознательное использование ранга вызывает у других желание расквитаться с вами.
Я мог бы избежать всех этих неприятностей, если бы вовремя обратил внимание на собственный ранг. Мой оппонент тоже мог это сделать. Но получилось так, что для осознания ранга нам понадобилась взаимная мстительность. Бессознательно он добивался чего-то позитивного, и я тоже.
В тот вечер я узнал, что терроризм — это не только политическая деятельность, но и распространенное групповое взаимодействие, основанное на ощущении, что с вами несправедливо обращаются. Каждый иногда испытывает гнев. Почти все мы знаем, что такое желание отомстить за нанесенные нам обиды. В конце концов, значительную часть своего детства мы учимся защищаться от ран, наносимых нам теми, кто бессознательно использует свою власть. Тем не менее психологи только-только начинают понимать вопросы стыда и насилия; группы и политические фасилитаторы знают о них слишком мало или ничего. Поэтому мы и говорим людям, испытывающим гнев и жажду мести, что они должны работать с собой так, словно сами породили проблему. Наши газеты полны непонимания чувств находящихся в ярости людей. Наша правовая система перегружена случаями, в которых мотивом поведения было желание отомстить, потому что система относится к гневу и терроризму так, будто они возникают на пустом месте, совершенно независимо от поведения мейнстрима.
Эта проблема повсеместна. Каждые несколько секунд в Соединенных Штатах кого-то насилуют, грабят или убивают. Нищета, наркотики, безработица, необразованность, расизм, сексизм и жестокость социума стимулируют насилие. То, что социальная несправедливость разжигает желание мести, должно быть совершенно очевидным хотя бы из следующего обстоятельства: подавляющее большинство людей, отбывающих наказание за акты насилия, составляют во всех странах представители групп с наименьшими социальными привилегиями. Иными словами, одной из причин того, что насилие имеет место, является неспособность угнетенных защититься от намеренного и неявного использования мейнстримом своего ранга.
Жажда возмездия представляет собой форму духовности, разновидность духовной силы, стремящейся уравновесить социальную несправедливость. В Библии заповедь «око за око, зуб за зуб» дает сам Бог: «Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал. Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб; как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать» (Лев. 24:20). В Библии содержится много прекрасных высказываний, но там нашлось место и для божественной склонности к возмездию.
Жажду мести хорошо понимали великие религиозные учители. Конфуций попытался уравновесить ее следующим советом: «Не делайте другим то, что вы не хотите, чтобы другие делали вам». Христос учил: «Делайте другим то, что вы хотели бы, чтобы делали с вами». Буддисты культивируют любящую доброту. И тем не менее, когда мы жаждем возмездия, мы можем почувствовать некое божественное оправдание своих действий. Это интуитивно переживаемое чувство «справедливости» превращает хроническое насилие в разновидность религиозной борьбы с «теми, кто творит зло». Поскольку нас обидели, мы чувствуем, что имеем право воздать по заслугам своим притеснителям. У людей, оказавшихся жертвами жестокости, есть только две возможности выбора: либо развить в себе нечувствительность, либо самим стать жестокими.
Желание отомстить начинается с подавленного гнева. Некоторые из нас, когда им наносят удар, лишь стискивают зубы. Именно в этот момент и может возникнуть первое помышление о мести, которое впоследствии приведет к революции.
Мстительность — это двойной сигнал, генерируемый тем, кто сдерживает себя, потому что боится, что в противном случае он окажется жертвой более сильных противников. Для того чтобы защититься от ответного удара, вы отстраняетесь от собственной ярости, стараясь действовать так, будто ее нет.
Подавление гнева может быть весьма мудрым поступком. В некоторых частях мира расплатой за попытку отомстить тем, у кого более высокий социальный ранг, являются пытки, заключение или смерть. В любой стране дети, защищаясь от родительской жестокости, рискуют навлечь на себя еще больший урон.
По иронии судьбы первым сигналом желания отомстить часто бывает пассивность: шок, стыд, нечувствительность, отстраненность или тревога. Важно отслеживать эти ранние сигналы, поскольку они неизбежно активизируют цикл ветхозаветного закона возмездия — «око за око».
На ранних стадиях жажда мести проявляется в малозаметных формах: в лени, в поздних приходах на работу, в нежелании поддерживать беседу, в рассеянности, в участии в забастовке, в отсутствии реакции на обращение, в неожиданных вспышках гнева, в отчаянии, в плаче. Депрессия и скверное настроение могут служить способами отплатить другим их монетой или заставить их почувствовать себя виноватыми.
Позже желание мести находит выражение в формировании коалиции, направленной против притеснителей. В конечном счете мстительность проявляется в бурных демонстрациях против властей, в беспорядках, в гражданском неповиновении и, наконец, в революции.
Как я уже подчеркивал, месть не была бы необходима, если б мы все мудрее относились к своему рангу и лучше осознавали собственную социальную власть. Сама по себе месть это сверхъестественная сила, от которой привилегированные не способны защититься.
Это происходит снова и снова — между начальниками и подчиненными, родителями и детьми, властями и бесправными, преуспевающими и бедными странами. Когда мы невнимательны к собственным попыткам перещеголять других, наше внимание весьма грубым образом пробуждают те, у кого меньше ранг.
