Император – Подорожник, Лереаларуун – внимательно смотрел на него. Губы его беззвучно шевелились, но Варан не мог прочитать ни слова.
Сквозь прозрачный пол проступало теперь море. Столичный порт – пристани, погрузочные башни, крюки и цепи, беззвучный крик и неслышный грохот, гребные суда, колесники и парусники, а в стороне от причалов – огромные перья, покачивающиеся на воде, голые мальчишки, качающиеся на этих перьях…
– Прости, Подорожник, – сказал Варан. Император попытался снова улыбнуться, но вместо улыбки вышла ухмылка. Глаза погасли:
– Его Незыблемость бывший Императорский Столп убил мою мать. Когда мне грустно, я хожу в склеп смотреть на его удивленное лицо. Он порядком подгнил за последние несколько лет – но удивление от нашей последней встречи сохранилось. Хочешь взглянуть?
–Нет.
– А я, в свою очередь, был удивлен, узнав, что ты ему служишь… и что ты так высоко поднялся по чиновничьей лестнице. Я всерьез хотел пристрелить тебя – там, у холмов…
– Почему же… – начал Варан и замолчал.
– Потому, что она тебя любила… Может быть, поэтому.
– Ты сентиментален? – спросил Варан. Император поднял брови:
– Нет. Кстати, если тебе интересно… Это я убил Зигбама. Он узнал меня… Я выманил его на холмы и убил.
–Как?
– Тебе рассказать в подробностях?
– Зигбам был могущественный маг…
– Любое могущество уязвимо.
– А наместник?
– Какой наместник?
– Наместник Лесного удела, который так испугался, когда я нашел тело Зигбама, что поскорее умер, не пожелав объясниться…
– Он никак не мог решить, чью сторону принять. Юлил, заигрывал. Но когда узнал, что солидная добавка к его жалованью, которую он почти год получал якобы от купеческой общины, на самом деле выплачивается сыном Шуу… заметался, кинулся за советом к Зигбаму, который рад был его с потрохами передать Столпу. Но в этот момент Зигбам как раз умер, а ты прилетел с инспекцией. Смерть Зигбама неминуемо повлекла бы расследование… Наместник правильно поступил. Молодец.
– Кто же теперь занял место Его Незыблемости Императорского Столпа?
– Никто, – Император саркастически хмыкнул. – Мне не нужны подставки, во всяком случае пока. Впрочем… Могу предложить эту должность тебе. Если хочешь.
Варан не мог понять, шутит ли он. В тусклых, серых глазах его собеседника ничего нельзя было прочитать, как ни старайся.
– Возможно, мне удастся выйти из дворца живым? – неуверенно предположил Варан.
Сполох опустил плечи. Уголки его рта провалились в борозды, идущие вниз от крьшьев носа и разрезающие лицо на три неравные части.
– И куда ты пойдешь? Варан молчал.
– Снова станешь бродить по следу того, кого нет? В твоем-то возрасте…
– Когда-то на Круглом Клыке я видел, как зажигают сигнальные огни. Факельщик идет от огонька к огоньку…
– Я это видел сотни раз. Это зрелище, Варан, развлечение для скучающих магов… в нем нету тайного смысла. Куда ты пойдешь?
Прозрачный пол постепенно становился матовым. Желтые светильники разгорались ярче.
– Наверху готовы подать ужин, – сказал Сполох. – От тебя не отвалится, если ты разделишь трапезу с Императором?
Варан долго плавал в прибрежных скалах. Море казалось единственным существом, которому плевать было на время; оно так же поднималось и опадало. Далеко, на Круглом Клыке, стоял сейчас сезон, каменный порог между Осьим Носом и Кремышком был залит водой и превратился в перешеек, по которому шли и шли купеческие корабли. Внутреннее море волновалось, подступая к самой столице, и Варан катался на волнах, а потом нырнул – неглубоко, не те годы… И нашел половинку раковины. Никогда таких прежде не видел.
Она была яркая, как самый яркий цветок. Бирюзовые, аквамариновые, алые и желтые пятна складывались в рисунок, как будто на крыле гигантской бабочки. Моллюск, наверное, пришел из дальних стран на днище корабля, потом его счистили вместе с другими, раковина раскололась, обитатель ее стал пищей для рыб…
Варан долго разглядывал раковину, ловя на перламутр солнечные лучи. Потом уронил ее обратно в воду.
В скалах его ждали – слуги, охрана, кресло на саможор-ках, даже собственный лекарь; за годы бродяжничества он отвык от подобного обращения. От всех этих поклонов, приседаний, заискивающих взглядов, жирной сладкой пищи, расслабляющего комфорта…
«Куда ты пойдешь?» В самом деле, куда… Вот она, бухта – купайся и ныряй, гуляй, летай и плавай, доживай нелегкую жизнь в уюте и довольстве. Саможорки глухо рокочут панцирями, покачивается кресло, по бокам едет вооруженная охрана. Всякий, кто встретится на дороге, кланяется, не решаясь взглянуть
