Священного писания в американской школе. Из-за того что я еврей, мне не разрешали принимать участие во многих христианских религиозных обрядах, и поэтому я совершенно равнодушно относился к Новому завету.
Школа расположилась на высокой горе, здания были смонтированы из больших желтых блоков, по всей видимости известковых. Парадный вход был сделан с большим вкусом, а обрамлял здание очень уютный садик. Первое, что бросилось мне в глаза, — аккуратно подстриженные кусты, искусно выращенные в форме крестов.
Словом, выглядела школа очень симпатично. Новая, чистая, с красивыми, выложенными из гранита полами. Общежитие находилось в том же здании наверху. Длинная комната, рассчитанная на 50 коек. Возле школы — большой спортивный городок с теннисными кортами, баскетбольными и волейбольными площадками и даже с футбольным полем. Окрестности очень живописные — поросшие лесом склоны, отвесные скалы, пещеры и никаких признаков человеческого жилища.
Терра Сайта колледж — так называлось это заведение — каким-то образом был связан с Ватиканом. Заправляли там всем монахи, которые работали и учителями, и администраторами. Отец Массамино и отец Камилло руководили школой. Среди учителей было еще два монаха: американец брат Марк и брат Бернард. Я сразу очень привязался к брату Бернарду, и впоследствии он оказал очень большое влияние на мое мировоззрение.
Преподавали нам и люди, напрямую не связанные с церковью. Так, майор Джонс, читавший нам курс истории, служил в британской армии. А миссис Агротис, очень приветливая и симпатичная англичанка, просто жила неподалеку от школы вместе со своим мужем, греком. С ней у меня тоже сложились очень хорошие отношения.
У меня появились новые друзья среди студентов. Особенно я сдружился с Ардашем, толстеньким армянским мальчиком, настоящим гением в механике. Он не жил с нами, а только приходил учиться днем, потому что его дом был совсем недалеко от школы. Везде, где мог, он добывал всевозможные автозапчасти, потом часами возился с какими-то машинами, ремонтируя их. Когда я заходил к нему в гости, что случалось довольно часто, он брал машину отца и иногда давал мне поводить се по пыльным дорогам возле их дома. Это был для меня каждый раз настоящий праздник. Ардаш много знал и очень увлекательно рассказывал о гоночных автомобилях.
Сблизился я и с Гюнтером Кони, светловолосым симпатичным немецким парнишкой. Гюнтер, как все немцы, был очень аккуратным, прилежно учился и здорово соображал в математике. Порой мне казалось, что его отец был нацистом и он немного стыдился этого. В нашу компанию входил еще один американец из Калифорнии по имени Боб Брукс. Ну и наконец, мой самый закадычный друг Джозеф Чарльз, наполовину грек, наполовину англичанин. Веселый, остроумный, неистощимый на выдумки и, главное, верный, настоящий товарищ.
Правила в школе были довольно строгие. Святые отцы не терпели никакого непослушания и не задумывались дважды перед тем, как ударить линейкой по руке, если кто-то себя плохо вел. Есть нас водили в большую столовую, но, по правде говоря, еда мне там совсем не нравилась.
Мы с Гюнтером, Джозефом и Бобом часто убегали из школы и лазили по пещерам, которых было множество в окрестных горах. Ходить туда можно было только с фонарем и кусочком мела, для того чтобы через каждые несколько шагов отмечать свой путь. В пещере запросто можно было заблудиться и уже не найти дороги назад. Нам рассказывали историю про двух мальчиков, которые еще до того, как здесь была выстроена школа, заплутали там и не смогли выбраться. Их останки удалось найти лишь несколько недель спустя.
Когда заходишь в пещеру из-под палящего, знойного солнца, ощущение такое, будто заходишь в холодильник. Причем можно было войти в одну пещеру, потом через какое-нибудь маленькое отверстие пробраться в другую, а из нее — в третью, четвертую и т. д. Настоящие катакомбы.
Я больше всего любил ходить в одну большую пещеру в одиночестве. Сначала какое-то время шел в полный рост, потом перелезал через узкую щель и попадал в длинный тоннель, через который приходилось двигаться ползком до тех пор, пока не доберешься до новой расщелины, ведущей в пещеру поменьше. А в ней я нашел едва заметный лаз, который сперва шел полого, а потом очень резко опускался вниз. Дальше двигаться нужно было очень осторожно, вокруг становилось заметно холоднее, а со стен и потолка начинала сочиться вода. Минут через 25 ходьбы дорога выходила к развилке четырех расходящихся тоннелей, и важно было не ошибиться, выбрать правильный путь, чтобы не заблудиться. Я ходил туда часто и без труда находил именно то направление, которое нужно. А вело оно к удивительному месту — большому подземному озеру, залившему дно самой нижней пещеры.
Это был словно совершенно иной мир. Царила какая-то завораживающая тишина. Лишь гулко капала в озеро вода. Я выключал фонарь и, сидя в полной темноте, слушал эти удивительные, таинственные звуки. Мне совершенно не было страшно, наоборот, меня как магнитом влекло это место.
Наши наставники очень часто наказывали нас, потому что это было действительно опасное занятие и они прекрасно знали об этом. Они все время повторяли нам историю о том, как пропали те мальчики. Но в этом не было нужды, мы и сами понимали, что это и с нами запросто могло случиться.
Однажды я забрался в пещеру, которая находилась значительно дальше, чем те, в которые мы обычно лазили. Мне страшно хотелось самому изучить совершенно новую пещеру. Войдя внутрь, я понял, что это целая разветвленная система разных пещер со множеством переходов, коридоров и тоннелей. У меня с собой был фонарик и небольшой кусочек мела. Я тщательно помечал свой путь, потому что понимал, что без этих пометок не найду дороги назад. Чем дальше я шел по пещере, тем больше мне казалось, что ей нет конца. В конце концов, я решил, что лучше мне не заходить слишком далеко внутрь этой странной пещеры. Я и так уже прошел очень большое расстояние, и для первого раза это было слишком рискованно. Я повернул назад, но вдруг с ужасом понял, что нигде не вижу ни одной своей пометки мелом. Я направлял фонарик во все стороны, шарил его ярким лучом по стенам, но не мог найти ни одной стрелки. Заблудился. Это страшное чувство — осознать себя потерянным под землей в кромешной темноте. Меня охватила паника, вдруг стало очень холодно. Я потерял чувство времени и думал теперь только о том, на сколько хватит еще батареек в моем фонарике. Я зачем-то побежал, совершенно не имея никакого представления, куда бегу. Вокруг по-прежнему не было ни одной стрелки или пометки, сделанной мной. Тогда я сел и начал ждать, сам не знаю чего. Я молился, исступленно повторяя слова молитвы к Всевышнему, по-видимому, около часа, а может и больше. Меня охватил ужас. Я не знал, что делать. Идти было некуда. И тут, когда я уже совершенно отчаялся и мысленно простился с жизнью, произошла потрясающая вещь. В этой мертвой тишине я услышал лай собаки. Этот звук я бы ни с чем не спутал. Я направил фонарик в ту сторону, откуда доносился лай, и через несколько минут увидел в его свете своего Джокера. Я был вне себя от счастья, крепко схватил его руками и не хотел отпускать. Он облизал меня с ног до головы и сильно ободрал мне грудь своими лапами. Через некоторое время, успокоившись, я взял его за поводок и он меня вывел из пещеры. Мы возвращались домой вместе, не переставая прыгать и играть всю дорогу.
Отель моего отчима находился по адресу Пантеон Стрит, 12 в Никосии. Это не менее сорока минут езды на автомобиле от района пещер. И конечно же, намного больше, если идти пешком. Я пытался найти объяснение тому, что Джокер мог узнать, что я попал в беду? Откуда он мог знать, где я нахожусь? Как, наконец, нашел пещеру? Может быть, много-много лет спустя я и найду ответы на эти вопросы, но тогда, на Кипре, я мог только поражаться и благодарить Бога за такую поддержку в трудный час.
Беспорядки на Кипре не прекращались. Мы часто слышали стрельбу и даже видели, как то здесь, то там взрываются бомбы. Я не знал, как к этому относиться. Греки хотели обрести независимость, турки — разделить остров пополам. Британцы не желали покидать остров. Я не мог понять, кто из них прав.
Как-то раз в Никосии я увидел жуткое зрелище, которое до сих пор не могу выкинуть из памяти. Британский солдат шел посреди улицы со своей женой и нес на руках маленькую дочку. Я неосознанно наблюдал за ними и ясно видел, как грек подошел к нему сзади и выстрелил в спину. Я буквально окаменел от страха и ужаса. Солдат рухнул как подкошенный, девочка упала с его рук, а жена кричала и билась в агонии. Все, кто был на улице, бежали куда-то прятаться. А что оставалось делать? Снайперы стреляли отовсюду: из окон, с крыш, из любой подворотни. Британские солдаты ходили по улице с автоматами, постоянно оглядывались направо и налево, никогда не зная, откуда ждать неприятностей. Но справедливости ради надо сказать, что не только греки убивали британцев, но и британцы убивали греков. А турки и греки убивали друг друга.
