— Просто закрой дверь поплотнее и падай рядом. Будешь сказку рассказывать, — она пододвигает игрушку, переползает на середину широкой кровати. — Ложись поверх одеяла, а то из меня разная отрава сочится. — … В некотором царстве…
— Нет! Не эту. Про Тролля. Помнишь, как он встретил А? Я все думаю: что-то там не так в этой сказке. Не могла А уйти. Может, ты конец с другой сказкой перепутала?
— Наверное. Или она просто пошла прогуляться, а вернуться не удалось, кто знает? Я новую историю про Тролля расскажу, хорошо? Через много-много лет, в средние века, он в очередной раз нашел свою А.
Теперь ее звали Адель, и им обоим было уже совершенно ясно, что она Душа Тролля. Старухи не солгали юной рыжей дикарке, в древнем предании имелось зернышко правды. Итак, в маленьком, недавно народившемся вокруг герцогского замка городке ремесленников и торговцев Корде, что на юге Франции, жили-поживали искусный кузнец Пьер и его жена, высокая, гибкая веселая Адель. Их скромный домишко стоял недалеко от городских ворот. Снаружи казался он не особенно уютным, да и изнутри был темноват и холодноват, но даже в самую мрачную или квелую погоду полыхали там ярче солнца и грели Тролля огненные кудри хозяйки…
Долька внимательно слушает, дышит хрипло. У нее жар. Через все проложенные между нами тряпки пробивается и жжет меня ее боль. Надо завтра попросить у Айболита морфин. Ее, конечно, пора положить в стационар, но я пока не могу. Не могу!
50
«Хватит, пожалуй!» Невысокий, но жилистый и ловкий Пьер клещами вытащил из горна кусок раскаленного докрасна железа, шмякнул его на наковальню. Застучал-забухал-затюнькал молоток, придавая форму будущему лемеху.
В незакрытые по летнему времени двери кузни влетела Адель. Одета она была вполне по моде того века: в полотняную белую камизу-рубашку, сверху — в тунику-котту с длинными узкими рукавами и тунику- сюрко, подпоясанную по бедрам поясом. Рыжие кудри А полностью спрятались под белым круглым платком с отверстием для лица. Адель пару секунд с удовольствием наблюдала за пьеровой стукотней, потом по- разбойничьи свистнула. Отшвырнув молот с клещами, кузнец кувыркнулся в воздухе, оказавшись лицом к «врагу». Шерсть на голове встала дыбом, зубы оскалились. А захихикала:
— Обожаю прытких мужчин! Повторить можешь?
Тролль обиженно засопел:
— Вся работа насмарку! — он выудил откуда-то погнувшийся лемех, сунул обратно в горн. — Чего пришла-то?
— Да там этот опять, я видела, на заднем дворе со щита герб отковыривает, чтоб повод был зайти.
— Кто — «этот»?
— Корнеплод какой-то, кажется.
— Наверное, Свеклольд.
— Точно!
— Заказ готов, тащи сюда коробку.
— Уже принесла.
Адель выкопала в плетеной коробке нужный кусок пергамента с мадригалом и пометкой «для Свеклольда» и пожала плечами:
— Не пойму никак, зачем идти в трубадуры, если стихов писать не умеешь?
— Нам-то что? Платят — и прекрасно.
— Вон он топочет! — А юркнула в уголок и приняла пристойный вид, подобающий жене уважаемого ремесленника.
В низенькую дверь кузни втиснулся великолепный трубадур. О! Он пленял. Весь в шлеме, весь в кольчуге, весь в плаще. Ноги восхищали обывателей ярчайшими, супер-стильными, самыми красными в мире штанами. Испачканными навозом. На поясе болтался меч в ножнах. В руках рыцарь гордо держал покалеченный щит и обиженный расставанием с ним герб: двуглавого беременного козла в туфлях. Внеся данные предметы в помещение, сиятельный воин изрек:
— Повелеваю: почини!
Его блудливые глазки обнырнули кузню, наткнулись на скромницу А, и он завел:
— О, это был великий бой! Я стрелой скакал навстречу чудовищу на могучем Брыкунсе, подлый дракон рыгал огнем, скреб землю когтями и испражнялся со страха. Мой огромный меч снес его богомерзкую голову, но как раз в сей торжественный миг победы коварный выродок откусил герб с моего щита. Такая досада! Пришлось освободить герб из зловонной пасти и направиться в ближайший город к кузнецу. Не могу же я припасть к туфлям возлюбленной в столь неполноценном виде!
— Значит, навоз на ваших штанах принадлежит дракону? — спросила, чуть дыша, хозяйка.
— Ему!
— Ах-х! — Адель восхищенно закатила хулиганские очи почти под платок.
— А какие стихи я посвящаю своей даме сердца! — распетушился клиент.
«Готово?» — шепнул он Троллю. Тот молча сунул листок и забрал изуродованный доспех — чинить.
Рыцарь подкатил чурбан, взнес на него правую ногу, припал к листку и завыл:
Адель захлопала в ладоши. Рыцарь, стоя одной ногой на чурбане, поклонился, пал, кряхтя, поднялся, принял прежнее положение и завыл сначала: «О, Лаврампия, дева!..»
Тут он вдруг икнул и застыл с открытым ртом. Думать он не умел, но пытался. Беспомощные извилины трепыхались, корчились в конвульсиях, бестолково бились изнутри о шлем. Шлем звенел.
Хотя нет, звенел молоточек Тролля, приколачивающего герб на место. Процесс думания закончился, вопреки ожиданиям, и трубадур заорал на кузнеца, тряся пергаментом:
— Подлый, жалкий писака! Червекоподобный отросток пятой конечности вепря! Недоношенный крот! Мою даму сердца зовут Магридия! Прекрасное, сиятельное, любвевозбудительное имя! Какая еще такая гадкая Лаврампия? Не хочу мерзкой, тошнотворной уродки Лаврампии! Пусть сожрут ее драконы Черного ущелья! Пусть вывалится из окна замка эта глупая старуха Лаврампия!..
Он неожиданно заткнулся, квакнул и снова пал на земляной пол. Но крик не прекратился:
— Кто в столь гнусных выражениях поносит мою несравненную, ангеловидную, убедительно превосходящую прочих божественную даму сердца Лаврампию?! Не жить тебе на белом свете, дурак!
Увлеченные тирадой поклонника Магридии, Адель и Пьер не заметили, что в кузню вошел еще один
