Нам нужны именно они.
– Хорошо. – Теперь Ди Франческо закручивал свою бороду в сальную черную спираль. – Это облегчает дело. Мы возьмем этот звонок и, скажем, отследим его прохождение, выберем местную линию, и вместо того, чтобы идти в Германию, звонок будет направлен на номер из семи цифр, на одну из
– Это слишком сложно, – сказал я Моррисону. – По-моему...
– Мы за вашей мыслью не уследили, – сказал Моррисон, обращаясь к Ди Франческа.
– Он – гений. – Шевески кивнул мне. – Гений.
– ...и тогда мое оборудование становится звеном связи. Только в процессе создания этой системы мне надо очень осторожно установить цифровые фильтры, потому что отель будет отправлять в номер
– Я этого не понимаю, – сказал Моррисон.
– Когда вы отправляете факс, факсимильные аппараты ведут долгие переговоры между собой: они спрашивают, относитесь ли вы к факсимильным аппаратам первой группы, второй группы или третьей группы – у них разные протоколы. А потом он может спросить: «Это аппарат фирмы «Шарп»? – «Нет, я «Рико» или «Тошиба». Знаете, у каждой марки свои правила. Это осложняет процесс расшифровки.
Ди Франческо глубоко вздохнул.
Шевески посмотрел на меня.
– Гений, – повторил он.
– Это безумие, – сказал я Моррисону.
– Значит, нам нужно что-то, что слушало бы факс, – продолжил Ди Франческо. – Я беру компьютерную факс-карту, которая, по сути, просто особый модем, и вместо того, чтобы ставить на компьютер программное обеспечение производителя, я могу войти и написать код, который переведет управление факс-модемом на плату. Тогда я могу приказать ему
– Ладно, – вмешался я. – Думаю, мы слышали достаточно, чтобы...
– Ну вот, – продолжил он. – Это все хорошо, но две вещи могут испортить все дело. Если два факсимильных аппарата говорят на нестандартном протоколе, мы пропали. Скорее всего, этого не будет, потому что аппарат предоставляет отель, и, скорее всего, мы получим две разные торговые марки, которым придется разговаривать на самом обычном языке факсов, который называется «универсальный третьей группы». Вторая проблема – это то, что, если они посылают туда и обратно не только текст, если это картинка, если она ориентирована на пиксели, тогда степень искажения...
– О нет, только текст, – тихо проговорил Моррисон, и его тон стал совершенно иным, это был тон человека, наблюдающего за красивым восходом солнца.
– Отлично.
– Мы сможем читать текст и переводить его с немецкого? – спросил он.
Моррисон посмотрел на меня: мы оба знали, кто именно будет делать переводы.
– А как насчет факсов, приходящих к ним из Германии?
Массивное лицо Ди Франческо застыло, казалось, мысли роем носились в его голове.
– Вам надо перехватить поступающий звонок прежде, чем он попадет на факс в номере и начнет выдавать информацию. Так что вы создаете добавочный номер. Когда звонок из Германии поступает в ТСЧП на этом этаже отеля, его обнаруживают и перекидывают на новый номер, где он превращается в номер быстрого набора, отправляемый наружу через автоматизированную систему трассировки к моему устройству, как мы это делали со звонками, делавшимися из отеля. Я пропускаю звонок через мою систему, а моя система звонит обратно и вызывает тот номер, на который с самого начала шел факс, но по местной линии. Поскольку это местный звонок, то программа ТСЧП на этот раз его пропускает, и он приходит как будто из Германии.
–
– Но я не сказал вам о том, что может пойти не так.
– Скажите, – попросил я огорченно.
– Обслуживающая компания может обнаружить изменение конфигурации и известить об этом отель. Кроме того, скорость передачи международных факсов составляет девять тысяч шестьсот бодов в секунду, и, хотя связь с Германией довольно хорошая, пересылка звонков в город по дополнительным линиям и прочее – все это ухудшает объем соединения. Вы ухудшаете качество связи, так что появляется новый риск: если девять тысяч шестьсот работает плохо, факсимильный аппарат автоматически перейдет на четыре тысячи восемьсот бодов, так что передача замедлится. Они могут не придать этому значения. Они могут решить, что просто факс медленно печатается из-за международной передачи или некачественных линий в Нью-Йорке или еще почему-то. Но есть и еще одна проблема. Вся эта пересылка сообщений в город и через мою систему и прочее может добавить примерно пятнадцать секунд на прохождение звонков.
– Пятнадцать секунд? – спросил Моррисон.
– Примерно. Я хочу сказать, что все эти вещи создают ситуацию, в которой, если они что-нибудь заподозрят, можно будет найти всяческие улики.
– Мы не станем думать о таких вещах, – заявил Моррисон.
Теперь я понял, зачем меня вызвали на это совещание. Мне предстояло стать посредником между Моррисоном с его грязными уловками и Ди Франческо. Он повернулся ко мне.
– Я хочу, чтобы ты устроил Майка где-нибудь, чтобы он начал работать, – сказал он.
– Я работаю только в своем помещении, – поспешно заявил Майк.
– А как мы будем держать связь?
– Вот. – Шевески выскочил вперед и выдал нам пару визиток. – Связывайтесь со мной.
– Ладно, – продолжил Моррисон, – пусть Майк работает.
– Это слишком рискованно, – сказал я. – Это может рикошетом ударить по всем нам. Это чертовски глупо. Нам этого не нужно.
Моррисон задумался. Фотографии его дебильных сыновей смотрели на него из рамочек – два чистых улыбающихся лица. Если бы у него было два нормальных сына, был бы он сейчас именно таким? Я понял, что он уверен: нужный листок бумаги может сказать нам, какую именно информацию группа переговорщиков «Ф.-С.» передает своим боссам. А если Саманта что-нибудь вытянет из Вальдхаузена, то у нас появится возможность проверить правдивость того, что он будет ей говорить.
– Сколько вам нужно, чтобы все наладить? – спросил Моррисон.
– Несколько дней, – ответил Ди Франческо.
Моррисон многозначительно посмотрел на Шевески и кивнул:
– Мы с вами уже обсудили оплату, так что на этом пока все. Мы будем держать связь, и вы будете ежедневно докладывать Джеку, что у вас для нас есть.
У лифтов Ди Франческо спросил меня, где мужской туалет.