– А вот и нет! Ты говоришь по телефону.
– Правда.
– Ты женишься на маме?
Я не знал, как на это ответить.
– Она уже замужем за твоим папой, – сказал я.
При мысли об этом Мария нахмурилась. Ее темные глаза затуманились, словно она пыталась что-то понять.
– Он... он был... Мы ушли, потому что он очень
Ее недоумение и желание объяснить себе случившееся меня смутили. Я вспомнил собственную растерянность, когда я ребенком понял, что мои родители расстались.
– Как ты думаешь, мне стоит съесть завтрак? – спросил я, надеясь ее отвлечь.
Личико Марии посветлело.
– Нет! Он слишком горячий!
– Но я устану, если не позавтракаю. – Я вылез из-под одеяла, встретив утро в странном костюме – пятнистой футболке и тренировочных брюках. – Ты ела на завтрак овсяные хлопья?
– Да! – сказала она. – А как ты узнал?
– Мне рассказал крошечный жучок.
– Неправда!
– У тебя в хлопьях были изюминки, так?
– Да, – медленно ответила она.
– Ну так одна была не изюминка: это был жучок, который за тобой наблюдал. А когда ты отвернулась, он вылетел из тарелки, поднялся ко мне и рассказал, что ты делаешь.
Мария поискала на моем лице улыбку.
– Это правда? – спросила она.
– Возможно.
– У тебя мохнатый живот! – воскликнула она.
– Это потому, что мой дедушка – старый мохнатый медведь.
– Нет! – восторженно воскликнула она.
– Мне надо принять душ и одеться, – сказал я. – Ты скажешь своей маме, что я через несколько минут спущусь вниз?
– Нет! – Ее взгляд был открытым и счастливым. – Ладно.
Когда я через четверть часа спустился по лестнице, Долорес была на кухне, а девочка стояла на табурете у мойки.
Мария посмотрела на мать:
– Мама, у меня в овсянке ведь не было жука?
Я почувствовал запах яичницы.
– Нет, – ответила она. – Кто тебе сказал такую смешную вещь?
– Джек.
Она посмотрела на меня и улыбнулась взрослой улыбкой.
– Он шутит. Он все это придумал.
– Садитесь, – велела она, махнув лопаточкой.
– Разве у меня в холодильнике были яйца?
– Нет. Мы с Марией выходили, пока вы спали. Они здесь дорогие.
– Кореец-бакалейщик знает, что люди готовы платить.
– И я позаимствовала двадцать долларов, которые лежали в блюдце, – сказала она. – Вам нужна еда. У вас было так мало...
– Отлично.
– Я на все взяла чеки! – яростно заявила она.
Она вручила мне бумажку. Я смял ее и бросил в мусор.
– Я уже несколько месяцев не ел яичницу, – сказал я ей. – Я по ней соскучился.
Она поставила передо мной тарелку.
– У вас было четыре коробки хлопьев. Несвежих. Нельзя каждый день есть холодные хлопья.
– Почему нельзя?
Я взял вилку.
– Потому что это нелепо!
Я заметил, что она чуть заметно улыбнулась.
– Ах да. Но, видите ли, я – человек нелепый.
– Нет, – сказала Долорес, ставя передо мной стакан апельсинового сока. – Не думаю.
Спустя час в книжном магазине подземного перехода на площади Рокфеллера, который вел в здание Корпорации, я купил испанский словарь и учебник грамматики. Испанский – легкий язык по сравнению с немецким. Глагольные окончания проще, слова больше похожи на английские. В перерывах между ранними звонками я переводил переписанное послание. Я как раз занимался этим, когда в мой кабинет завернула Саманта на своих высоких каблуках.
– Вот и я! – объявила она, поднимая чашку кофе.
– Ну и как там герр Вальдхаузен? – спросил я.
– О, мы просто
– Выслушала?
– Не глупи. Мы просто
– Мне пришлось защищать твою репутацию.
– М-м-м? – спросила она, отпивая кофе.
– Билз расписал, как вы будете развлекаться в парке ночью.
– Это было совершенно
Тут взгляд Саманты едва заметно скосил.
– Он что-нибудь сказал про встречу? – спросил я.
– Он говорит, что у них принято несколько дней не торопиться, разогреваться. Он сказал, что не надо тревожиться.
– Ты сказала об этом Моррисону?
– Да, когда он вчера в одиннадцать вечера позвонил мне домой.
– Саманта.
– М-м?
– Я просто хочу, чтобы ты знала, я вступился за твою репутацию. Это было трудно, но кто-то должен был это сделать.
– Думаю, все уже достаточно хорошо меня
– Да, Саманта.
– Ах, прекрати! – Она повернула голову, чтобы осмотреть мой стол. – А это что? Испанский словарь?
– Как видишь.
– Ты учишь испанский?
Я не хотел, чтобы Саманта узнала, что Долорес живет у меня дома.
– Да.
Она лукаво посмотрела на меня: