экране показалось лицо начальника тайной полиции.
— Следствие закончено, — сказал Триллинг. — Дело можете закруглять. Во всяком случае, для меня все ясно, — многозначительно подчеркнул Большой Хозяин. — Организатором покушения на Парчеллинга является Катиль Револьс. Это опасный преступник. Он разработал какой-то дьявольский усилитель биотоков мозга.
— Револьс сознался в этом?
— Пока нет, но уверен, что сознается. Во всяком случае, с судом и приговором не надо медлить. Вы поняли меня?
— Понял, шеф.
Триллинг повернул ручку. Экран медленно погас. Эта картина гаснущего экрана всегда вызывала в памяти Триллинга кинокадры, переданные по телевидению на Землю космической экспедицией Южного Креста. Там показывалось пульсирующее солнце: оно медленно наливалось светом, затем ослепительно вспыхивало изумрудным огнем, после чего угасало — лишь для того, чтобы через несколько минут снова начать все сызнова… «Улететь бы куда-нибудь за Плутон, — мечтательно подумал Триллинг, — подальше от нечистых замыслов и человеческих страстей». Наедине, без свидетелей, Триллинг иногда разрешал себе немного посентиментальничать.
Ему припомнился утренний разговор с Парчеллингом. Гуго выглядел вполне здоровым, но признался по секрету, что временами чувствует приступы непонятной слабости. А кроме того, испытывает постоянный страх перед грозным облаком, поразившим его. Из-за этого страха он боится выйти из дома. Между тем ему настоятельно необходимо быть на бирже: там сейчас решается судьба компании. «Уж ты там последи, пожалуйства, Джон, чтобы все было в порядке», — попросил его Парчеллинг на прощанье. Триллинг заверил его, что побеспокоится обо всем. «Уж я побеспокоюсь, голубчик», — подумал он теперь, скупо улыбнувшись.
Дом Гуго Парчеллинга сиял, сверху донизу облитый неоновым пламенем иллюминации. Разноцветные стрелы мигали, перекрещивались, гасли и вспыхивали вновь. Парчеллинг давал грандиозный бал в честь своего выздоровления. Колоссальный многоэтажный гараж, построенный в форме винтовой лестницы, был битком набит «бьюиками», «мерседесами» и «ролс-ройсами», а машины все прибывали. Полисмены, улыбаясь, встречали приезжающих и отводили их на боковые улицы, где можно было еще поставить машину.
Неслышно подкатил ярко-алый двухэтажный лимузин. Полисмен подскочил, отворил дверцу, и на асфальт ступил сияющий Джон Триллинг. В левой руке он держал внушительный пакет, перевязанный лентой, в правой — букет оранжерейных мимоз.
Щедро одарив чаевыми швейцара, Триллинг поднялся по парадной лестнице, устланной восточным ковром. Наверху его встретил радостный хозяин.
— Рад видеть тебя в добром здравии, Гуго, — сказал Триллинг. — Вот, это тебе. — Он торжественно протянул Парчеллингу пакет и мимозы.
Поставив цветы в вазу, Парчеллинг развернул сверток. Это был макет средневекового замка, сплошь усыпанный драгоценными камнями.
— Восхитительно, — сказал Парчеллинг, любуясь подарком. Но… не слишком ли дорого?
— Пустяки, — скромно сказал Триллинг. — Кстати, вот твой рентгеновский снимок. Я показывал его…
— Самому доктору?
— Да, и он считает, что все страшное для тебя позади.
Стол был великолепным. Впрочем, Гуго Парчеллинг всегда славился умением изобретать самые удивительные блюда. В этом ему помогал повар, привезенный из Африки. За столом было оживленно; говорились спичи, произносились экспромты.
Огромный зал, напоминающий церковный, освещался многочисленными электрическими люстрами. Но теперь свет был выключен, и в зале царил полумрак. Все четыре стены, представляющие собой телевизионные экраны, изображали узкую прибрежную полосу, усаженную пальмами, и дальше — зеленовато-голубое тропическое море. Прозрачные волны лениво лизали белый песок и обнаженные тела купальщиц. Часть из них загорала, другие резвились в воде, оглашая воздух криками. Временами ласковый морской бриз упругой волной прокатывался по залу, шевеля одежду сидящих за столом.
Казалось, что круглый пиршественный стол стоит посреди маленького островка, со всех сторон омываемого океаном. Иллюзия была настолько полной, что некоторые гости опасливо поджимали ноги, когда не в меру расшалившаяся волна подкатывала слишком близко.
Выпито было немало, и некоторые гости уже встали из-за стола, чтобы немного размяться. Оживленный Парчеллинг переходил от одной группы гостей к другой. Все находили, что в этот вечер он выглядел вполне здоровым. Парчеллинг и слышать не хотел о том, чтобы выйти на улицу: после случая на байамском пляже Гуго стал весьма боязлив. Он запретил даже окна раскрывать в своем доме, так что свежий воздух в комнаты доставлялся только кондиционерами.
— Отчего ты скучен, Джон? — обратился Парчеллинг к другу, забравшемуся в укромный уголок за фонтаном.
— Скучен? Нет, — ответил Триллинг, — просто захотелось на открытый воздух. Отчего бы нам, например, не выйти на балкон?
Знаменитый балкон в особняке Парчеллинга, снабженный висячим садом, был известен всей стране.
— На балкон? — замялся Парчеллинг. — Право, не знаю… Сейчас на улице, пожалуй, слишком свежо.
— Вздор, на улице тепло и сухо, — возразил Триллинг.
— Ну, что же, — решился Парчеллинг, — пусть будет по-твоему. — Он подозвал лакея и отдал распоряжение. Через минуту одна стена с морскими волнами и купающимися девицами отодвинулась, и гости с радостными возгласами хлынули в висячий сад.
Веселье достигло апогея. Все от души веселились (или делали вид, что веселятся), и поэтому никто не заметил, откуда появилось оно. Оно — это маленькое белое облачко, лениво плывшее почти под самым потолком. Оно сделало несколько кругов, постепенно снижаясь и как бы высматривая кого-то. Какая-то женщина заметила облачко и пронзительно вскрикнула. В тот же миг облачко увидели все.
В зале воцарилась мертвая тишина, прерываемая лишь игривыми взвизгиваниями девиц, купающихся в море: им, естественно, не было никакого дела до происходящего в зале. С трех телевизионных экранов по-прежнему лилась чарующая музыка, но теперь она лишь подчеркивала всеобщее молчание, наступившее в зале.
В следующее мгновение тишина рухнула, разбившись на тысячу осколков. В зале не было, пожалуй, никого, кто не слышал бы о байамском происшествии, не видел фотоснимков и не читал отчетов. Пораженные ужасом, люди смотрели на пульсирующее белое облачко как загипнотизированные.
Одни стояли неподвижно, другие пытались спрятаться. Толстяк с розой в петлице, председатель химической корпорации, неожиданно стал на четвереньки и полез под стол.
— Это оно, Джон! Господи помилуй, это опять оно, — прошептал Гуго, хватая Триллинга за рукав. Затем он бросился к выходу, расталкивая гостей. Он уже преодолел почти весь путь, когда облачко наконец заметило свою жертву. Шипя и потрескивая, оно спикировало вниз и рванулось вдогонку за Парчеллингом.
— Спасите! — завопил Парчеллинг, делая огромные прыжки, совсем как заяц, попавший в облаву. Он хватал то одного, то другого за руку, но гости шарахались от него, как от зачумленного.
Но вот облачко, как будто решившись, легко скользнуло вперед и обволокло несчастного Парчеллинга. На мгновение Парчеллинг исчез, утонул в молочной туманности. Затем послышался звук лопнувшей струны, и облака не стало. Парчеллинг лежал на боку, неловко подвернув руку. Он был без сознания. Грудь дышала хрипло и с трудом, в ней что-то клокотало.
…И снова сенсация, снова аршинные газетные заголовки: «Повторение байамской трагедии», «Вызов свободному миру», «Пора оградить лучших сынов народа от происков темных сил», «Катиль Револьс должен быть посажен на электрический стул…»
На расследование дела с «облаком Парчеллинга» были брошены лучшие полицейские силы страны.
