того, чтобы ее тут же снимать. В ярком свете она не видела похотливые физиономии собравшихся гостей, а я, как все, мог наблюдать за каждым движением ее лица. Она безжизненно улыбнулась – наклеенная улыбка скомороха.
Все сбывалось…
Оркестрик затрубил сильнее, заметались огни светомузыки, моя Светлана начала извиваться вокруг шеста, изображая то ли страсть, то ли бурю чувств, а может, экспрессии, экзальтации – все одно фальшь и мерзость. Я смотрел на ее накрашенное лицо, хищно подведенные глаза суперобольстительницы… Отлетела в сторону жилетка, упала на пол юбочка. Я почувствовал жуткий стыд, будто меня самого раздевали, но взгляд отвести не смог. Жадные глаза публики облизывали холодную безупречную фигуру. Я вспомнил наши ночи, и не верил, что это она сейчас извивалась в такт музыке в тонком черном лифчике, трусиках-ниточке и чулочках с пояском – непременной униформе стриптизерш. …Багровая волна захлестнула меня, я вскочил и, не помня себя, рванулся к сцене. Кажется, кто-то хохотнул мне в спину. Светка уже сняла чулочек. Какие ослепительно белые ноги… Она подняла глаза и вздрогнула.
– Эй, парень, потом договоришься! Не мешай девочке работать! – послышались голоса.
Но меня это только раззадорило. Я схватил ее в охапку, совершенно невесомое, холодное, как ледышка, тело. Прихватил также юбчонку, жилетку и снятый чулок. Публика свистела и улюлюкала.
– Оставь меня, идиот! – простонала она, слабо пытаясь вырваться.
Я потащил ее за сцену, плечом оттолкнул лысого старикана, полупридушенного «бабочкой».
– Где твоя одежда? – прорычал я.
– Прямо…
Я ногой открыл дверь. В комнате висело зеркало, ослепительно ярко горела лампа.
– Одевайся!
Я опустил ее на стул. Светка закрыла лицо руками:
– Кто тебя просил вмешиваться в мою жизнь? Тебя сейчас убьют.
И она оказалась почти права.
В комнату ворвались три негодяя. Первого из них, Аслахана, я отправил в глубокий нокаут, явственно почувствовав, как хрустнула его челюсть. Второй бросился мне под ноги, а это самый коварный прием, тут же я пропустил и мощный удар по голове. Успел запомнить лишь, как сверкнула стальная труба…
Хорошо, на голове был парик. Очнулся я, лежа на полу, голова раскалывалась, во рту чувствовался вкус крови. Руки мне связали. Я хотел приподняться, но вдруг услышал, что разговор идет обо мне.
– Я звонил в «Империю», его там тоже разыскивают, сказали, что повадки у него все ментовские.
Я понял, что Светлане пришлось сказать, где я работаю…
– Ух, сука, еще и парик надел, бороду приклеил. Точно, мент! – услышал я гнусавый голос и одновременно ощутил удар ногой в бок.
– Утопить его, как кота… Или отдать «империалистам», пусть сами разбираются со своим паскудником.
Когда в комнате остался один охранник, я приподнялся, сел в углу.
– Очухался? – спросил меня верзила с туповатым лицом – тот самый, который бросился мне под ноги. – Хорошо ты урыл нашего, челюсть вдребезги. Вот только зря ты полез на сцену. Дождаться, что ли, не мог?
Он покачал головой. Добренький попался, чтоб его, а потом в речку спустит, сочувствуя.
– Я тебя в этом парике и бороде не признал. А потом гляжу – точно ты. Вылитый. Не узнаешь меня?
– Первый раз вижу… – сказал я и отвернулся.
– А я вот тебя на всю жизнь запомню. Забыл, что ли, разборку на полянке? Ведь ты знал, что я живой, а не стал добивать… Я это хорошо понял, когда на снежку валялся и ты пистолет выбил у того мурика, который ходил, достреливал наших…
«Дебил!» – И я вспомнил расстрел в лесу и моего соперника с автоматом.
– Вот и познакомились! – с фальшивой радостью отозвался я.
– Ты вот что, парень, слушай внимательно. Тачку твою я отогнал за два квартала, как выйдешь, так налево пройдешь…
Он вытащил нож, перерезал веревки на моих руках, сунул ключи от машины, выглянул наружу.
– Давай, мигом!
– А ты что потом скажешь?
– Давай, придумаю что-нибудь! Я не привык оставаться в долгу…
Он подтолкнул меня к выходу, я коротко пожал ему руку, почувствовав ее крепкую силу.
Машина стояла там, где он и сказал. Я завел, тронулся. Ехать мне было некуда. Покружив по Москве, я остановился у телефона-автомата, набрал номер Валерки.
– Приезжай! – холодно сказал он, поняв, что я влез в очередную историю.
Тем не менее он встретил меня так, как будто мы вчера простились.
– Я чувствовал, что ты сегодня позвонишь.
Я рассказал все, что знал про Закрытую Дачу. Валерка слушал и хмурился; когда я поведал о том, как убили профессора и как пытались подставить меня, он встал, начал ходить из угла в угол. Умолчал я лишь о том, что исполнил приговор Вераксе. В нашем мире возмездие приходит слишком поздно, если вообще приходит. Ненаказанное зло разрастается, как грязное пятно на воде. Как тут без самообслуживания?
Наутро мы вместе поехали на Лубянку. Пропуск уже был выписан. Это удивило меня, но я не подал виду.
Потом Валерка повел меня по красным ковровым дорожкам. Они поглощали звуки наших шагов и сотен других ходивших здесь людей, которые верили в могущество и священную тайну ордена незримых и беспощадных рыцарей. Мы пришли к седовласому генералу, которому я снова рассказал про обитателей Закрытой Дачи.
– А найдутся люди, которые подтвердят ваши сведения? – спросил он.
– Конечно, – сказал я и тут же засомневался.
Михаил Александрович бы подтвердил, а всякая шушера типа Птицеедиса…
– В такой ситуации доказать преступный умысел весьма трудно, даже при наличии документальных подтверждений – разработок махинаций, афер. А если вся эта ученая рать не согласится признать, что их насильно удерживали?.. Скажем, им хорошо заплатят, откроют настежь ворота, мол, свободны, господа ученые, никто вас не держит… – стал размышлять генерал. – Наука-то обнищала, да и побоятся голос поднять…
– Но ведь люди исчезали, на моих глазах профессора убили! – не выдержал я.
– Проблема исчезнувших касается только самих исчезнувших… (Потрясающая фраза, не правда ли?) – И поверьте, молодой человек, Федеральной службе безопасности, – продолжал свои поучения генерал, – никак нельзя проколоться. Пойдет шум, что мы ведем борьбу со спонсорами науки… Значит, против президентского курса…
Генерал задал еще несколько уточняющих вопросов и попросил подробно изложить на бумаге все, что я знал о Закрытой Даче. Почему-то мне показалось, что генерал трусоват. О чем я и высказался позже.
– Ладно, помолчи, – хмуро отозвался Валерий. – Тут такие времена, не знаешь, кто тебя завтра подставит. Слышал, нескольких начальников управлений ФСБ по-быстрому уводили, за экономическую безопасность Родины отвечали… Такие дела воротили, никаким ментовским оборотням и не снилось…
Валерка нецензурно выругался, что было ему несвойственно.
– Что собираешься делать? – спросил он.
– Пойду к Вячеславу Викторовичу и выскажу все, что думаю о нем.
– Не торопись. Испортишь дело. Я думаю, не позднее, чем завтра, сделаем визит на эту дачу. А вот какие силы за ней стоят… Где ты ночуешь?
– Не знаю…
– На свою квартиру не возвращайся. Тебя грохнут. Давай опять ко мне.
– Хорошо, если не найду другого варианта.
С Лубянки я отправился в отделение милиции, нашел следователя, который вел дело об убийстве неизвестного на платформе «Беговая».
Моложавый парень лет тридцати в синем костюме внимательно выслушал меня и сказал с
