материалов.
У незнакомца слезились глаза. Одна слезинка скатилась в огромные усы и исчезла в них, как ручеек в джунглях.
Шевчуку пришелся по душе бравый пожарный, и он предложил ему сигарету.
– Зачем курить, когда не будет видно дыма? – заметил тот и снял сверкающий шлем.
Шевчук увидел лысину и сразу понял, что это Кент.
– Вчера надраил, – сказал Кент, отставив каску в вытянутой руке. – Как знал, что пожар случится. Не правда ли, отлично блестит?
Шевчук вежливо похвалил блестящую каску и спросил:
– Дымшашки какие использовали?
– Да самые обычные, маскировочные… Три на втором этаже, четыре на первом. Вон под диваном торчит, видите? В прошлый раз по ошибке одну дезинфекционную подожгли, ну, для травли насекомых. Так вот то был настоящий эффект: все задыхаются, кашляют, глаза, знаете, на лоб лезут. Я и в этот раз хотел запустить одну, да шеф запретил. Говорит, после этой шашки ужасная вонища стоит. Он у нас эстет. Только это между нами.
– Про дымшашки?
– Нет, про шефа. Про него – никаких подробностей. А про шашки – пожалуйста. Представляете, как у всех рожи вытянутся? – И Кент засмеялся неожиданно тонким смехом, потом спохватился, замолк и серьезно попросил:
– Про «рожи», пожалуйста, тоже только между нами…
Через некоторое время любители жанра потянулись в дом. Собрались в холле. Кент уже нахлобучил пожарный шлем и вновь стал неузнаваем.
– Попрошу тишины. Господа, уполномочен довести до вашего сведения, что пожар ликвидирован в самом зародыше. Вещи, предметы быта, оборудование не пострадали.
– А откуда был дым? – громко спросил Мигульский, выразив общий интерес.
– Дым шел из дымовых шашек, – ответил Кент, снял шлем, потом, морщась, оторвал усы (опять раздражение будет!).
– Кент?! – воскликнули все разом.
– Три такие выгоревшие шашки вы можете найти на втором этаже и четыре на первом. Вот, господин Криг, как раз под вами одна из них, – невозмутимо продолжил он.
– Так что, это была тренировка? – догадался Мигульский.
– Это был пожар, – строго ответил Кент.
– Хорош пожар…
– Недоволен, что никто не сгорел? – спросил Шевчук.
Женщины рассмеялись.
– Вообще-то надо предупреждать, – проворчал Криг. – Мало ли что, ведь могла возникнуть давка… – Он нервно рассмеялся, огляделся. – Я с ужасом думаю, какие еще штучки вы подкинете нам.
Он выковырял ногой из-под дивана металлическую коробку, брезгливо взял ее в руки и понюхал.
– Какая мерзость!
Дымшашка пошла по рукам. Все по очереди нюхали ее отверстия и морщились.
– Шевчук, будешь нюхать? – Виталя протянул дымшашку Игорю.
– Не буду. Такого дерьма я нанюхался в свое время на всю оставшуюся жизнь.
Поздним вечером, перед отходом ко сну, супружеская чета Кригов обсуждала итоги проделанной операции. Пожар был для них, безусловно, полнейшей неожиданностью. Но Захар Наумович, как известно, не растерялся, первым бросился к пожарным кранам. И теперь, нахваливая себя в душе, в конце концов пришел в приподнятое состояние. Он, конечно, успел быстро и незаметно вытащить оба конверта, и теперь они лежали на столе и ожидали своей роковой минуты. Криг выключил свет, зажег красный фонарь и, сгорая от нетерпения, сунул листок в проявитель. Листок остался белым.
– А если и второй не засвеченный? – страстно прошептал Захар Наумович. Его руки дрожали. Но второй листок предательски почернел.
– Чей это был конверт? – возбужденно спросила Маша.
– Как чей? Ты же подавала мне! – возмутился Захар Наумович.
– Не кричи, давай разберемся. На первом этаже кто у нас был?
– Шевчук!
– Да как же Шевчук? Азиз!
– Правильно. Значит, предатель Азиз. Я в правой руке держал его конверт…
А что же противная сторона? Контрразведка отнюдь не дремала, получив с помощью «завербованного» Азиза схему тайника, Юм, он же начальник секретной службы, и его помощник Карасев глубокой ночью начали производственное совещание; план, перечерченный наскоро, буквально за несколько минут до пожара, теперь лежал перед ними как символ его, Юма, хитроумия и коварства. Он прохаживался взад- вперед, засунув одну руку в карман, а другую – за борт кителя. Губы его сами по себе выдували какой-то незатейливый мотивчик. Присутствующий Карасев с любопытством следил за толстячком и размышлял на тему схожести ремесла агента спецслужбы и коммерсанта: и тех, и других недолюбливают в народе, но без их самоотверженного труда жизнь попросту невозможна.
– Тпру-пру-прули, вы продули, – напевал хвастливую складушку Юм, вдруг резко остановился посреди комнаты и сказал: – Лопата – на пожарном щите!
Потом он снова принялся расхаживать и напевать. Виталик заскучал, ему очень сильно захотелось сказать «заткнись», он шумно выдохнул и выдал:
– У вас такой отличный слух, а вы напеваете какую-то однообразную гадость.
Юм остановился, удивленно вскинул брови, потом смысл сказанного дошел до него.
– Я не напеваю. Я мурлычу, а мотив тут не обязателен. У меня был знакомый, дирижер с мировым именем, так вот он если мурлыкал, то всякую чушь, не разберешь. Как простой смертный. Ему, скажу вам по секрету, его личный психолог посоветовал мурлыкать. Так и сказал: «Больше напевайте себе под нос что- нибудь гаденькое и отвратительное и непременно без мелодии». Кстати, вам тоже советую мурлыкать. Хорошее средство от стрессов.
– Спасибо, но я не кошка, – холодно ответил Карасев. – И мне, пожалуй, пора к супруге.
– Хорошо, я отпускаю вас. Но в четыре тридцать утра милости прошу быть в известном месте двора.
– Я не проснусь.
– Я вам стукну в дверь.
Сообщники распрощались, Виталя поспешил к жене, у которой, по его наблюдениям, стал катастрофически портиться характер. А Юм рухнул в постель, укрылся с головой одеялом и через полминуты похрапывал жалобно и тревожно.
Наутро гости, как обычно, собрались в столовой. Мигульский взял в руки меню и громко прочитал:
– Английский завтрак. Овсяная каша, пудинг, яйца всмятку, ветчина с луком… Так, это уже больше с русским уклоном… Сливки. Кекс. Кофе… Что ж, весьма калорийно.
– Нервные затраты требуют сатисфакции, – заметил Криг. На губах его блуждала самодовольная улыбка.
– Доктор, зачем такое ужасное слово? – Мигульский притворно покачал головой. – Ведь можно по- русски: «удовлетворение». Как ты считаешь, Виталий?
– Когда хочется жрать, господин литератор, не до вывертов!
Мигульский внимательно посмотрел на Виталия, перевел взгляд на почерневшие, в ссадинах руки, грязные ногти и полюбопытствовал:
– У меня сложилось такое впечатление, будто ты всю ночь ремонтировал бронепоезд.
Карасев сжал пальцы в кулаки.
– Чем тебе не нравятся мои рабочие руки?
– Я ничего не сказал про твои руки. Просто заметил, что ты слегка запылен.
– А мне наплевать на то, что ты там заметил. Интеллигентом стал, только и можешь, что перышком чиркать, – процедил Карасев, бросил на стол чайную ложку и одним махом выпил кофе.
