– Да тихий, говорят, был, незаметный, всем дорогу в подъезде уступал, там у них коридорчик узкий…
– Какую школу заканчивали, не узнали? – поинтересовался Никита.
– А как же, – поторопился доложить Игорь. – Гниденко закончил ПТУ номер пять, по Первому Боткинскому проезду, там металлистов готовят.
– А мой закончил 2773-ю школу.
– Заметьте: возраст примерно один, и учебные заведения находятся рядом, в одном районе… Что отсюда следует? – спросил Никита, хотя ответ был ясен: – Не исключено, что они были знакомы…
– Еще со школьных времен, – вставил Игорь. – И возможно, что до ПТУ Гниденко тоже учился в 2773- й.
– Отличное предположение, мой мальчик! – похвалил Савушкин. – Ты его и проверишь.
– Но двадцать же лет прошло! – невольно вырвалось у Вьюжанина.
Кошкин хмыкнул со значением:
– Никита Алексеевич, я схожу к вдове и попрошу школьный альбом. Они там все, голубчики, засняты.
– Хорошо, – согласился Савушкин. – А ты, Игорь, все же сходи в 2773-ю и постарайся выяснить у ветеранов-учителей, кто-то, может, дома сидит, на пенсии, кто-то еще работает… Что они помнят необычного о выпуске 1988 года, когда кончал школу Цуценя? Если подтвердится версия с Гниденко, спроси, чем могут быть вызваны такие страшные убийства?
Потом Савушкин зашел к начальнику. На столе как всегда похрюкивала радиостанция. Брагин сидел и в задумчивости разминал мясистый нос. Никита знал, что таким образом он стимулирует мысль. Некоторые чешут попеременно уши, другие трут глаза, еще одни чухаются спиной о спинку стула. Савушкин же банально грыз ручку. Однажды ему попался химический карандаш, и он полдня проходил с фиолетовыми губами, пока Брагин не сделал ему недвусмысленный намек о сексуальной ориентации.
Константин Андреевич тут же отпустил нос и сказал с расстановкой:
– Дело Столетова я от тебя забираю… Занимайся цементными головами. И учти, что третьей головы нам не простят. Эти проклятые газетчики уже такую чушь понаписали: и что это – сектанты, и сатанисты, и даже банда Бешеного Скульптора. Надо вообще разобраться, кто там за нашими спинами их информацией снабжает!
– А как отпечатки пальцев на горлышке бутылки? – поинтересовался Никита. – Идентифицировали?
– Да-а, еще не совсем точно, но по всей видимости, это – некто Безденежный Роман, – равнодушно ответил Брагин. – Имеет судимость за драку с тяжелыми увечьями, сидел в Икшинской колонии для несовершеннолетних.
– Задержали?
– Ну, ты хочешь, чтоб все так сразу! Скрылся…
– А сколько ему лет?
– Кажется, тридцать восемь…
Хотя у Никиты была туча бумажных дел, он решил оставить их на потом, вышел на улицу. Все равно в отделе сейчас ни подумать, ни сосредоточиться: беспрестанные звонки. Не каждый день убивают депутатов Госдумы. Шеф почуял, что дело выигрышное, подгреб под себя. Теперь в основном техническая сторона: разработки знакомых, адресов, организация засад, размножение фотографий убийцы для каждого постового… Работать по схеме – в этом ему нет равных. А потом – и орден на грудь… Никита заметил, что разбрюзжался и усмехнулся, имея в виду себя:
– Старикашка вонючий!
Проходивший рядом дедушка потрясенно глянул на Савушкина. А Никита даже и не заметил его. Как и все флегматики, он имел привычку разговаривать с самим собой. И в такие минуты находил себя небезынтересным собеседником. Он сел в метро, вышел на «Беговой», пошел вниз, в сторону Ленинградского проспекта. Хотя можно было вполне бесплатно проехать на троллейбусе, Никита продолжил путь пешком. Ведь какое удовольствие погожим летним деньком вырваться из прокуренного до черноты кабинета, прогуляться неторопливо по шумной улице, испытывая, как говаривал последний генералиссимус, идиотское благодушие.
Но ноги обладали большим чувством долга, чем сам Никита. Они и вывели его к типовому зданию общеобразовательной средней школы.
Он вошел в здание и сразу попал в руки технички.
– Куда? – спросила она, опершись на швабру и подслеповато глядя на Никиту.
Савушкин пояснил, что он из милиции и хотел бы пройти к директору.
– Чтой-то вы повадились? – покачала она седой головой. – Тут еще молодой приходил. С полчаса как ушел…
– А директор-то молодая? – спросил Никита.
– А какая же еще? Конечно молодая, – старушка прислонила швабру к стене. – Они все нынче молодые. Старых уж не осталось. Одна я только. Почитай сорок лет тружусь, непрерывный стаж. Грязи вымыла несколько вагонов. Тетю Дусю знают тысячи человек, сколько этих детишек на моих глазах повырастало. Вот уйду, и все – некому убирать будет. А кто на такие деньги пойдет? Вы в милиции всё знаете. Только я вам скажу, все равно всех мошенников не посадите. У них деньги, они всё купят себе… Старое время, мил человек, не вернется, а в новом жить уж совсем не хочется.
Старушка рассказывала, не забывая бросать зоркие взгляды на вход.
– Тетя Дуся, мне надо встретиться с классными руководителями выпускников 1988 года. Понимаю, что двадцать лет прошло…
– Это к завучу, к завучу, к Елене Петровне. Она альбом ведет – историю школы. У нее все узнаешь.
Елена Петровна, полная блондинка средних лет, долго изучала удостоверение Савушкина, потом строго, как о вчерашних школьниках, спросила:
– А что натворил выпуск 1988 года?
– О, ничего особенного. Мы разыскиваем одного человека. Кстати, у вас не сохранились адреса выпускников восемьдесят восьмого?
– Не храним. Ведь мало, кто остается жить в родительском доме… И тем не менее, – уже другим тоном сказала Елена Петровна, – все равно идет речь о престиже нашей школы. У нас богатые и славные традиции. И нам бы не хотелось, чтобы доброе имя нашего заведения пострадало.
– Уверяю вас, – Никита прижал руку к сердцу, – меня интересует только один человек.
Она открыла альбом с фотографиями, нашла выпуск 1988 года. Савушкин просмотрел групповые снимки сияющих мальчиков в костюмчиках, девочек в белейших платьях, а также сидящих в центре чопорных, веселых, напыщенных учительниц.
«Трудно узнать в этих счастливчиках то, что видел недавно», – подумал Никита.
– И вы знаете адреса классных руководителей? – поинтересовался он.
– А как же! – почти обиделась Елена Петровна. – Мы их приглашаем на День школы, поздравляем со всеми праздниками, включая бывшие, революционные. Как вы знаете, старому поколению это вдвойне приятно. У нас традиции… Вот эта, – она показала пальцем, – умерла. А эти две – на пенсии. Можете позвонить им по телефону, но я сомневаюсь, что они смогут вам чем-нибудь помочь…
Никита набрал номер Полины Ивановны – одной из пенсионерок. Она тут же подняла трубку, Никита представился, пояснил суть дела. Женщина долго не могла понять, что от нее хочет сотрудник милиции, и Савушкин с прискорбием подумал, что завуч оказалась права в своих сомнениях. Старушка долго вспоминала фамилии учеников Гниденко и Цуценя, замолкла, и Никита уже подумал, что она позабыла о нем, но тут в трубке вновь задребезжал голосок. Бабулька сказала, что нашла старый альбом.
– Приходите, – сказала она и назвала адрес.
Жила Полина Ивановна в пяти минутах ходьбы от школы. Несмотря на сутулость, она оказалась высокой и, видно, когда-то статной.
– Не нужно удостоверение, – с порога сказала учительница. – Все равно в них ничего не понимаю. Лицо, вижу, у вас доброе. Вы меня простите, но почему-то у всех милиционеров злые лица. Вы не знаете почему?
– Чтобы пугать бандитов! – пояснил Никита.
