накоротке.
Первой появилась, семеня конспиративной походкой, Паттайя. Она еле сдерживала смех:
– Толян чуть не умер от страха!
И тут до меня дошло, что в спешке мы совершенно упустили из виду, что Патку он воспринял не иначе как пришелицу с того света.
Красницкий примчался, как метеор, чуть ли не в шлепанцах: тренировочные штаны, наспех накинутая дубленка, из-под которой виднелась привычная застиранная футболка с очередным лозунгом (на этот раз – «Русский удар»).
Мы порывисто обнялись. Плутоватые глаза его сейчас были круглыми от изумления.
– Предупреждать надо! Я, когда Патку увидел, подумал, все, крыша съехала. Покойники являются! Доигрался... Черная месса, черная месса... Я тут как раз с сатанистами связался. Как же так все... случилось?!
– Долго рассказывать, – ответил я. – Я и сам не знал. Патку спасла тайская целительница. А потом у меня был смутный период...
– Я знаю, – заметил Толян. – Приходили в твою хибару с обыском, меня понятым заставили быть. Рубашку твою с какими-то пятнами крови забрали. Обрадовались! Сказали, ты обвиняешься в убийстве.
– Не будем о грустном, дружище. Дело сфабриковали...
– А может, пошли в хату? – предложил Красницкий.
– Давай лучше здесь.
Красницкий сразу согласился. Уютные подворотни недалеко от метро были его излюбленными местами для «лакировки» после возлияния.
– Понимаю, – произнес он многозначительно.
На фрагменте от скамейки разложили наше «удовольствие». Пластиковая посуда заменила сервировку.
– По-прежнему работаешь могильщиком? – спросил я.
– По-прежнему там же, – ответил Красницкий. – С кем только не приходилось общаться... А вот с сатанистами, хоть и на кладбище работаю, ни разу. Но они меня сразу приняли в свою секту...
Мы с Паткой были благодарными слушателями. Тем более не надо было рассказывать, то есть что-то сочинять о себе.
– Ритуал приема для меня, учитывая мой стаж на кладбище, по облегченному варианту был, ну, без всяких глупостей, типа черного кота зарезать...
– Скажи, Толян, – спросил я, когда мы выпили за встречу, – зачем тебе все это надо: нацисты, сатанисты, кришнаиты, жириновцы?
Красницкий тут же ответил, видно, для себя давно нашел объяснение, смысл.
– Проникая или, точнее, просачиваясь в каждое новое движение, общество, я ставлю цель выделиться из этой массы, толпы; если хочешь – стать властителем дум. Идеологом... Я тебе говорил, что пишу фундаментальный философский труд о неформальных объединениях постсоветского пространства? Мой труд напечатают лучшие издательства мира.
– Как будет называться? – поинтересовался я.
– «Постсоветский синдром».
– Звучно, – похвалил я.
– Я – кукловод, Володя.
Мы еще немного поговорили о «современной политике» и неформальных объединениях. Допивать водку не стали, Патка же едва пригубила из вежливости...
Пора было прощаться.
В метро я зайти не рискнул. Благо в Москве частника в центре можно поймать за считаные минуты.
Площадь Киевского вокзала дохнула сырой слякотью, бомжами, розами, шаурмой, жареными цыплятами и дымом вагонных топок. Сновали старушки-«саловозы», лица без национальностей с огромными тюками; ускорение всему движению придавали озверевшие грузчики, бегущие с жуткими тележками «на абордаж» поездов.
В кассе попросили билеты на ближайший поезд до Киева. Оставались только купе СВ. Но лучшего и не надо было.
Как только нас оставили в покое проводники, мы, не откладывая надолго, занялись любовью. Получилось очень романтично. Стук колес нашептывал нам ритм, а вагонная раскачка привносила особый изыск и тонкость ощущений. Никакой отель и рядом не стоял!
Удовольствие общения мы продолжили в вагоне-ресторане. Там, за столиком, накрытым всем ассортиментом, имевшимся в меню, я сделал Паттайе официальное предложение.
– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Она рассмеялась и спросила:
– Я тебе надоела как любовница?
– Именно потому, что не надоела.
– Я подумаю. Хорошая девушка не должна сразу давать согласие.
Мы тратили деньги в ресторане до тех пор, пока старший официант не попросил нас пройти в свое купе.
– Скоро будет граница с Украиной!
– Но я не собираюсь ее переходить! – заметил я.
– Будут проверять документы.
Пришлось подчиниться.
Пограничник профессиональным взглядом скользнул по нашим паспортам, просмотрел свой секретный список, в котором мы, к счастью, не значились, и пожелал нам счастливого пути.
Таможенник в свою очередь, глянув на наши худые спортивные сумки, даже поленился произнести скороговорку: «Оружие, наркотики, запрещенные вещи везете?»
Как только поезд тронулся, мы снова приступили к любимому занятию, да так увлеклись, что не заметили, как остановились на украинской границе. Проводник громким стуком вернул нас к действительности.
Появился украинский пограничник – прапорщик с рыхлым одутловатым лицом. Он почему-то вслух прочитал мою фамилию:
– Раевский Владимир Иванович! – И добавил: – Редкая фамилия.
Пристально посмотрев на меня, он поинтересовался:
– Вы в пограничных войсках не служили?
– Не приходилось, – как можно спокойней ответил я. – А почему вы спросили?
– Знал я одного Раевского, тоже Владимира Ивановича, он тоже был пограничником.
– Фамилия моя достаточно распространенная, – заверил я.
Вглядевшись в прапорщика, я вспомнил, где видел его. Узбекистан. Термезский пограничный отряд, где я служил в десантном подразделении, а он протирал штаны в отделе кадров. Фамилия, кажется, Крысунько... Его ненавидели лютой ненавистью за то, что он постоянно заворачивал наши наградные листы, находя в них бесконечные нарушения правил оформления. Вот где довелось встретиться...
Прапорщик, еще раз сличив меня с фотографией, шлепнул печать в паспорте и, возвращая его, заметил:
– И голос тоже похож!
Я промолчал. Пародиста не вызывали.
Напоследок «сослуживец» поинтересовался:
– Цель поездки в Республику Украина?
– Туризм! – ответил я и после паузы сорвался: – Ты так и не дослужился до старшего прапорщика.
– Откуда вы это знаете? – опешил погранец.
– Да по погонам вижу.
– Не понял...
