диванчике рыдает Викки, а миссис де Вильер гладит свою племянницу по голове, пытаясь успокоить. Доминик почему-то очень злобно поглядывает на меня.
– Доминик говорит, ты умеешь шить. – Миссис Тибодо все еще удерживает меня за плечо. – Это правда?
– Ну, да, – говорю я, смутившись, – немного умею…
– Можешь сделать что-нибудь с этим? – Миссис Тибодо разворачивает меня, чтобы я могла взглянуть на ее дочь.
Викки поднимается с диванчика в… самом чудовищном свадебном платье, какие мне только доводилось видеть. Такое ощущение, что на нее набросилась целая кружевная фабрика. Кружева нашиты повсюду – на пышных рукавах… на вставке под горлом… свисают с корсета и юбки и толстыми пучками ниспадают до самого подола. О таком свадебном платье могут мечтать девочки… когда им лет девять.
– Что случилось? – спрашиваю я.
От этого Викки начинает рыдать еще сильнее.
– Видишь? – воет она своей матери. – Я так и знала! Миссис Тибодо прикусывает нижнюю губу.
– Я сказала ей, что все не так плохо. Но она так расстроена…
Я обхожу вокруг убитой горем невесты, чтобы взглянуть на платье со спины. Как я и подозревала, там пришит огромный кружевной шлейф. Хуже не придумаешь.
Мы переглядываемся с матерью Люка, и та лишь поднимает глаза к потолку.
Ничего не остается, кроме как признать правду:
– Плохо дело.
Викки издает душераздирающий всхлип.
– К-как ты могла допустить это, мама?
– Что? – возмущается миссис Тибодо. – Да я же тебя предупреждала! Я тебе все время твердила, не переусердствуй! Она сама придумала фасон, – поясняет миссис Тибодо для меня, – а парижская портниха сшила его вручную по эскизам Викки.
Так, это все объясняет. Любители не должны сами придумывать фасон. Особенно своего свадебного платья.
– Но я не хотела, чтобы оно было таким! – воет Викки. – На последней примерке оно казалось совсем другим!
– Я тебе говорила, – пеняет миссис Тибодо дочери, – я предлагала померить платье заранее. И я тебе говорила не добавлять все эти кружева! Но ты же не слушаешь. Ты все твердила, что будет красиво. И все просила побольше кружев.
– Я хотела что-то оригинальное, – рыдает Викки.
– Что ж, оно очень даже оригинально, – сухо вставляет миссис де Вильер.
– Вопрос в том, – впервые с момента моего появления подает голос Доминик, – можешь ли ты что- нибудь исправить?
– Я? – Я в панике оглядываю платье. – Исправить? Как?
– Избавиться от этого всего, – шмыгает Викки, приподнимая клочок кружев, свисающих с корсета.
Я подхожу ближе и разглядываю платье. И правда ручная работа – швы великолепные. Их практически невозможно распороть, не испортив при этом ткань.
– Не знаю, – с сомнением говорю я. – Тут все так надежно пришито. Если отпороть, могут остаться дырочки, и тогда платье вообще будет смотреться дико.
– Хуже, чем сейчас? – спрашивает Викки и поднимает руки, демонстрируя что-то вроде кружевных крыльев, пришитых к рукавам.
– Боже правый! – не удерживается мать Люка при виде крыльев.
Похоже, крылья добили и миссис Тибодо.
– Ты сможешь зашить дырки? – спрашивает она.
– К началу завтрашней свадьбы? – спрашивает миссис де Вильер все тем же суховатым тоном. – Джинни, опомнись. Даже профессиональная швея не успела бы.
– Лиззи вполне профессиональна, – вступает в разговор Доминик. – Жан-Люк не устает нахваливать ее многочисленные таланты.
Люк не перестает нахваливать меня? Мои многочисленные таланты? Какие таланты? О чем это Доминик?
– Правда? – Миссис де Вильер смотрит на меня с интересом. Мне трудно сказать, чем это вызвано – заявлением Доминик или тем, что я рассказала ей чуть раньше о тайной мечте ее сына.
– Жан-Люк говорит, что она сама шьет всю свою одежду, – продолжает Доминик. – И платье, которое на ней сейчас, она тоже сшила сама.
– Что? – я чуть не подпрыгиваю. – Нет! Это платье от Анне Фогарте, годов шестидесятых. Я его не шила.
– Не скромничай, Лиззи, – усмехается Доминик. – Жан-Люк мне все рассказал.
Да что она такое говорит? Что вообще происходит? Что такого Люк наговорил ей обо мне? И что Люк сказал Шери обо мне? Что это он ходит и всем болтает обо мне?
