достижения науки.
— Ну а для чего им армия и оружие? — Уваров выжидательно уставился на доктора.
— Для защиты себя и имущества от тех, кто по какой-либо случайности останется в живых и станет скитаться по опустевшей Земле в поисках пропитания. Вы понимаете, не помочь спастись от огня, дать кусок хлеба или глоток воды, а отпугнуть оружием, перегрызть горло и уничтожить. И это не каких-то захватчиков, а своих соотечественников. Сектанты называют себя — «те, кто выживет» и фанатично убеждены — так и случится. Руководит ими совет во главе с магистром-настоятелем, избираемым на четыре года. В совет входят по одному представителю от каждой семьи — его выдвигает семья на свое усмотрение. В случае смерти кого-либо имущество переходит в общий фонд. Сектанты не отринули цивилизацию, как большинство их единоверцев, они широко пользуются ее благами: телевидением, радио, кино, а также газом, электричеством и так далее.
— А книги, газеты? — задал вопрос Мартин.
— Есть и то и другое, но лишь те издания, которые разрешает совет. От общества они уединились полностью: не участвуют в выборах, других мероприятиях, работают лишь на своей территории, выходить за ее пределы имеют право только члены совета с разрешения магистра. Это как бы государство в государстве — судьба других сограждан их не касается.
— Но их должны призывать в армию, брать налоги? — поинтересовался Мартин.
— Этого я не могу сказать — был там всего несколько часов и то под неусыпным наблюдением. Люди они молчаливые, во всяком случае, с посторонними в разговоры не вступают, ведут себя настороженно, относятся к чужим подозрительно и с опаской. В общем, не исключено, что мне это показалось с непривычки, народ они замкнутый.
— Как же вы почерпнули столько информации, поделитесь опытом? — подмигнул Грег.
— Мне повезло, — улыбнулся Эдерс. — Пользующий отца врач оказался моим однокашником по институту. Он и сообщил.
— Он тоже сектант? — с сомнением спросил Уваров.
— Разумеется. И он и его семья. Замечу, образ их жизни пуританский: строгий сухой закон, запрет на табак и, разумеется, на наркотики. Это я одобряю беспрекословно.
— А как они вступают в брак? В конце концов подобная изоляция приведет к кровосмешению и вырождению? — Профессор выжидательно посмотрел на Эдерса.
— Несомненно. Но мне кажется, над подобной проблемой они не задумывались — считают, до этого не дойдет, ибо думают, планета обречена на гибель в 1990 году. Откуда такая дата? Мне неизвестно. Надеются — все, кроме них, сгорят, а там посмотрим. Лишь бы выжить, а уж воспроизвестись-то сумеем. Сейчас у них запрещено иметь более двух детей. Население, как ни странно, в основном люди средних лет и молодежь, стариков мало. Если человек заболевает неизлечимой болезнью или младенец рождается уродом — умерщвляют. Кладбищ нет — пользуются крематорием, прах усопшего не сохраняется.
— Да-а, — скривился Грег. — Мой знакомый, некто Кинг, тоже стремился к изоляции. Мечтал любыми путями накопить денег и где-нибудь в Океании приобрести островок, куда и уединиться с семьей от мерзостей общества. Думаю, ничего из этого не получится, вспомните французского художника Поля Гогена — он, пытаясь создать мир гармонии человека и природы, искал «землю обетованную», но всюду наталкивался на противоречия. Даже в самые затерянные уголки протянул щупальца спрут наживы и алчности.
— Иллюзии это и слюнявая утопия, — подытожил Уваров. — Никуда от общества не денешься — планета у нас маленькая. Бороться надо, а не бежать. Надо сделать…
— Хе! Как в России? — перебил ехидно доктор.
— Там давно сделали. А вот здесь начинают. Единицы прячутся по норам, а миллионы предпочитают отстаивать свои права, и небезуспешно. Выходят на митинги и демонстрации, и с ними все больше и больше считаются. Войну допустить нельзя.
— Не горячитесь, Миша, — остановил физика Мартин. — Доктор нам образно описал, как группа людей намеревается спастись от атомного смерча. А я вам зачитаю любопытное сообщение, как нечто подобное делается в масштабе страны и не какими-то сектантами, а правительством. Правда, речь идет не о людях, а о некоторых атрибутах культуры и быта. Дабы те, кто появится на ядовитом пепелище после исчезновения жизни на Земле — они это вполне допускают, могли судить, как мы жили. Так вот, французская газета «Матэн» сообщает: правительство ФРГ начало приготовления для того, чтобы сберечь следы нынешней цивилизации на случай ядерной войны. В Шварцвальде близ Фрейбурга в заброшенной шахте на глубине 392 метров спрятано много микрофильмов. На мероприятие затрачено 70 миллионов марок. Эти действия порождают ряд вопросов. Во-первых, если люди будут уничтожены, кто станет смотреть фильмы? Вновь зародившиеся существа или инопланетяне? Во-вторых — что смотреть? Тексты Гете, Гейне, Шиллера, Манна, полотна Дюрера или клавиры Вагнера? Ничуть не бывало. Среди прочих документов, таких, как Вестфальский мир 1648 года и 34665 приговоров, вынесенных за много лет германскими судами, документация гитлеровского рейха. Материалы о военных операциях «африканского корпуса» Роммеля, архивы Геббельса и центрального аппарата службы СС. Для чего это понадобится далекому потомку? Мне, например, непонятно. Эти материалы — позор и стыд Германии, а не культурное наследие. Я поддерживаю Мишу и считаю, нечего растрачивать силы на то, чтобы уберегать что-либо или изобретать способ сохранить жизнь от ядерного ужаса. Как гласит, по-моему, персидская пословица: «Если хочешь спасти зерно от мышей, лучше не ломать голову, как подвесить его к потолку, а уничтожить мышей…»
Утром, проводив Эдвина до автомобиля, друзья вернулись за стол.
Грег долго сидел молча, затем вскинул голову и как-то отрешенно стал разглядывать потолок, словно пытался что-то вспомнить. Потом произнес:
— Вчера ночью я долго беседовал и советовался с профессором. Извините, не хотел вас будить, но, — он развел руками, — сейчас обсуждать ничего не станем, будем действовать. Времени у нас не остается. Сегодня же Уваров и Эдерс перебираются в гостиницу и живут там. Мы с Мартином заканчиваем дела здесь и тоже едем в город. Останавливаемся в другом отеле, как станем держать связь, сообщу позже. Потом мы отбываем, а вам берем билеты на самолет, летящий спустя пару дней — билеты перешлем почтой. Прилетев, я начинаю оформлять ваш отъезд, — делаю заявку, готовлю необходимое для вояжа в ЮНЕСКО.
— У кого будут находиться материалы? — озабоченно спросил доктор.
— Здесь следует тоже подстраховаться. — Мартин вопросительно взглянул на Грега.
— Одна копия у вас, предназначенная для передачи в ООН. Другая и аппарат РУ у меня. Билеты вам закажу на самолет, идущий из Европы через Каир.
— Не потому ли, что этот рейс обслуживает Юта Шервуд? — прищурился ехидно Эдерс.
— Нет. — Грег сделал вид, что шутки не понял. — Так удобнее, меньше подозрений — этим рейсом местные почти не летают — стоимость выше. Давайте готовиться.
По белой стене холла серой молнией метнулась за мухой малюсенькая ящерица. Поймала. Замерла. Изо рта торчали слюдяные крылышки. Поблескивая черными глазками-бусинками, покосилась на людей — не отнимут ли… Не отняли. Торопясь проглотила…
Вечером Грег и Мартин уже отдыхали в ожидании самолета в номере гостиницы. Негр лежал на диване, читал иллюстрированный еженедельник. Фрэнк, словно» не зная, чем заняться, слонялся по комнате. Наконец не выдержал, подошел к дивану и произнес:
— Пойду-ка пройдусь.
— Правильно. — Мартин поднял очки на лоб. — Подышите воздухом, времени еще много. Ступайте.
Грег, беспечно болтая руками, спускался по лестнице, когда его взгляд вдруг выхватил квадратную спину сидевшего в холле мужчины. Фрэнк вздрогнул как от удара током, резко повернулся и почти бегом бросился наверх. Влетел в номер, плотно прикрыл дверь.
— Нагулялись? — Мартин оторвался от журнала.
Грег подошел к окну и внимательно из-за шторы оглядел пространство вокруг отеля. Повернулся и сказал решительно:
