ратиборском рынке.
В отличие от шумного и пульсирующего активностью пригорода, внутри своих стен Ратибор был тихий и как бы немного угасший. Рейневан, не будучи завсегдатаем, не знал, то ли город был всегда таким, то ли его обитателям передавалась тяжелая атмосфера Страстной Недели. Он проходил возле приходской церкви Вознесения, возле которой собиралась толпа идущих на мессу. Но верных созывал не колокол: был Страстной Четверг, колокола храмов онемели, замененные противными и зловеще стучащими деревянными колотушками.
Рейневан как раз направлялся к церкви, но вдруг повернул в сторону ратуши. Он был беспокоен, то и дело поглядывал через плечо, убеждаясь, не следят ли за ним. Виной тому был служащий Фуггеров, который довольно решительно рекомендовал бдительность и подсказал возвращаться другим маршрутом, лучше всего с применением чародейного амулета Панталеона. Однако, у Рейневана уже не было Панталеона, артефакт, который маскировал внешность, остался во Вроцлаве, в аптеке «Под мандрагорой». Под конец пребывания во Вроцлаве, опасаясь вредных для здоровья побочных последствий ношения амулета, Рейневан спрятал его в тюфяке и не пользовался им. Наверное, поэтому его и схватили.
Сейчас он предпочитал быть осторожным даже сверх меры. Вместо того, чтобы идти к товарищам в «Мельничный вес», он плутал следы. Зашел в многолюдные суконные ряды, остановился возле лавки шорника, где толкотня была наибольшей. Внимательно следил за прохожими. Никто не напоминал шпиона. Он вздохнул.
И едва не подавился, когда кто-то внезапно хлопнул его по плечу.
– Слава Иисусу, – сказал Лукаш Божичко. – Добро пожаловать в Силезию, Рейневан. Где же это ты был так долго?
– Ну, не вынуждай меня ждать, – торопил Божичко. – Какая информация у тебя есть для меня?
На темном подворье, куда он затянул Рейневана, воняло квашенной капустой. Блевотиной. И кошачьей мочой.
– Дальше, дальше, – нетерпеливо подгонял поляк. – Покажи, что есть от тебя польза.
– Если тебе удалось здесь меня найти, – Рейневан прислонился спиной к стене, – то ты обладаешь информацией несравненно лучшей, чем я. От того, что знаю я, тебе пользы не будет. Потому что я не знаю ничего.
– Твоя Ютта, – Божичко его словно не слышал, – имеет под нашей охраной полный уют, ее кормят и обстируют, имеет тепло, у нее чисто и элегантно, ей у нас, как у мамы, ба, даже лучше, потому что общество интереснее. Этот комфорт нам дорого обходится, тратим на него деньги. Нука, убеди нас, что мы не бросаем их на ветер.
– Я ничего не знаю. Мне нечего донести.
– Ты меня разочаровываешь.
– Мне жаль.
– Жаль тебе только еще может быть, – прошипел Божичко. – Ты меня держишь за идиота? Я нашел тебя здесь, потому что, как ты правильно догадался, обладаю информацией. Знаю, что ты близок с Прокопом, близок с Горном, близок с Бедржихом из Стражницы, близок с Корыбутовичем. Ты должен был что-то слышать, что-то видеть, быть свидетелем чего-то либо его участником. Военные планы, политические замыслы, союзы и договоры, способы получения финансовых средств. Ты должен о чем-то знать.
– Ничего не знаю.
Божичко топнул ногой, отгоняя кота, который ласкался к его штанине.
– Есть два варианта, – сказал он. – Первый: ты врешь. Второй: ты дурак и размазня. В обоих случая ты оказываешься непригодным, обе возможности ставят на тебе крест как на ценном сотруднике. Это для тебя нехорошо, а еще хуже для твоей Ютты. Комфорта, который она сейчас имеет, мы можем ее с легкостью лишить. А удобства заменить на неудобства. Настолько неудобные, что даже болезненные.
– Ты обещал, что вы ее не обидите! Нарушаешь обещание!
– Подай на меня в суд.
– Я знаю, – выпалил Рейневан, – кое-что, что может вас заинтересовать. Если вас интересует будущее мира.
– Говори.
– В 1431 году, вероятно, в феврале месяце, умрет папа Мартин V. За четыре недели перед Пасхой конклав провозгласит папой Габриэля Кондульмера, кардинала из Сиены, в пророчестве Малахии фигурирующего как
– От кого у тебя эта информация?
– Если скажу, что от одной колдуньи и от одного духа с того света, поверишь?
Кот, которого отогнали, мяукал. Божичко несколько минут мерял Рейневана пронзительным взглядом.
– Поверю, – сказал он наконец. – Откуда ж еще, если не с того света или чаров? Я кое-что в этом смыслю, потому что, как и ты являюсь адептом тайных знаний. Тут нет ничего зазорного, ведь никто иной, как трое волхвов поприветствовали Иисуса в Вифлиеме, принося ему миро, ладан и золото. Благодарю за известия, мы их используем без всякого
Он резко умолк, выпрямился, поднял голову, жестом приказал Рейневану молчать. Рейневан напряг слух, но не слышал ничего, кроме мяуканья кота, гама близлежащих суконных рядов и стука деревянных колотушек из церкви Вознесения. Принюхался, поскольку ему показалось, что среди смрада подворье вдруг повеяло легким запахом розмарина.
– Что случилось, Божичко?
Лукаш Божичко вместо ответа схватил Рейневана за рукав и сильно дернул. Рейневан утратил равновесие, попытался схватиться за столб, вместо столба схватил человека. Полностью невидимый в темноте и проворный, как тень, человек толкнул его со всей силы; прежде, чем он упал, заметил блеск лезвия, увидел, как на этого человека бросается Божичко. Послышался скрежет клинка по стене, разнесся отзвук удара, а после этого злая ругань, второй удар, после него грохот и треск поломанных досок. Что-то блеснуло, как молния, на мгновение осветив подворье, подворье завыло, сильный запах озона и терпентина[138] открыл присутствие гоэтичейской магии. Рейневан не собирался ждать и проверять, кто послал заклятие. Он сорвался с земли, вскочил на штабель бревен, перемахнул через забор, через соседнее подворье бросился к городским воротам. Он был очень быстр, но недостаточно. Кто-то вдруг прыгнул ему на спину и повалил, прижимая к земле.
– Спокойно, – промурлыкал ему на ухо мягкий и мелодичный женский альт. – Спокойно, Рейневан.
Он послушался. Нажим ослаб. Женщина, говорящая альтом и неуловимо пахнущая розмарином, помогла ему встать.
– Инквизитор сбежал, к сожалению, – сказала она, едва заметная во тьме. – Жаль. Если бы его поймать, возможно, удалось бы вытянуть, где они держат Апольдовну.
– Сомневаюсь… – Он преодолел удивление и сопротивление пересохшего горла. – Сомневаюсь, что удалось бы.
– Может, и правильно сомневаешься, – согласился альт. – Но я хоть порядочно его напугала. И влепила два раза, причем хорошенько, потому что у меня кастет в перчатке. У
