Потом были долгие месяцы войны. Новые бомбежки и обстрелы, танковые атаки, критические ситуации, гибель друзей, ранения. Нередко возникало ощущение смертельной опасности. И все же того гнетущего страха я больше не испытывал ни разу».
Любопытно, что порой человека больше пугает непонятное, нежели по-настоящему опасное. А на фронте, в постоянном окружении смерти, люди становятся особо восприимчивыми ко всякого рода мистике. Вот вам вторая история от того же автора. И если бы конец у этой истории был другой, она вполне могла бы пополнить копилку бушковских страшилок.
«Хотя фронтовые будни таили в себе немало опасностей, а каждый бой требовал высшего напряжения сил, жизнь все равно оставалась жизнью, а молодость — молодостью. Как и в мирные дни, люди продолжали шутить, смеяться, дружить, чем-то увлекаться. Одним из таких увлечений молодых офицеров нашего полка было увлечение всевозможными сувенирами. В свободные минуты мастера из артиллерийской мастерской по настойчивым просьбам кого-нибудь из нас изготавливали замысловатые мундштуки, ручки для ножей, портсигары и зажигалки из разноцветных обрезков плексигласа, жести или латуни. Ценились и различные безделушки, захваченные в качестве трофеев в бою у врага. Грешил этим и я.
Однажды наш артиллерийский мастер, возвращаясь по лесной дороге с огневых позиций, заметил валявшийся под придорожным кустом рядом с убитым немецким офицером кортик. Мастер поднял его.
Придя в землянку, служившую ему мастерской, он внимательно рассмотрел свой трофей. Кортик был хорош. Отличный клинок с чернением, изготовленный, судя по всему, из золингеновской стали, изящная золоченая ручка с тонкими украшениями, черные вороненые ножны с каким-то замысловатым гербом, должно быть, фамильным, ремешки из превосходной мягкой кожи с нарядными металлическими кнопками.
Мастер тщательно протер клинок и ножны и повесил оружие над своим походным рабочим столом.
Появление красивого трофея не осталось незамеченным. Слух о нем быстро разнесся по всему полку, и к артмастеру стали один за другим наведываться молодые офицеры, мечтавшие заполучить красивую вещицу. Они делали самые заманчивые предложения, но мастер не поддавался ни на какие уговоры, хотя сам кортик и не носил. Но в конце концов непрерывное паломничество ему так надоело, что он подарил кортик помощнику начальника штаба.
Помначштаба, молодой стройный старший лейтенант, с радостью принял подарок и тут же пристегнул кортик к поясу. А через три дня был убит при разрыве случайного одиночного снаряда.
Кортик „по наследству“ перешел к близкому другу погибшего, командиру взвода управления одной из батарей. Не прошло и недели, как и он погиб в результате прямого попадания снаряда в окоп, где комвзвода в тот момент находился.
На другой же день командир батареи, в которой служил погибший, явился в мастерскую и с мрачным видом выложил кортик на стол.
— Вот, возьмите, — сухо сказал он. Мастер удивился:
— Оставили бы себе.
— Нет уж, увольте, — покачал головой комбат, — довольно и двоих. Нехороший это кортик.
— Что значит — нехороший? — не понял мастер. Но комбат не стал ничего объяснять.
— Нехороший, и все. — буркнул он и, круто повернувшись, вышел из мастерской.
По батарее пополз слушок, что злополучный кортик приносит несчастье его обладателям. И всех желавших недавно завладеть столь заманчивым трофеем словно ветром сдуло.
В какой-то мере их можно понять. Война безжалостно распоряжается человеческими жизнями. Никто не знает, доживет он до дня Победы или будет убит. При этом одно дело — смерть в сражении с врагом, нередко даже сознательное самопожертвование ради достижения успеха в бою, и совсем другое — трагическая гибель по какой-нибудь случайной причине: от шальной пули, неосторожного обращения с оружием, в автомобильной аварии. А ведь подобные случайности на фронте подстерегают человека буквально на каждом шагу, никто от них не застрахован. Такая смерть особенно нелепа и на окружающих производит тяжелое впечатление.
Как-то я зашел по делам в артиллерийскую мастерскую и увидел злополучный кортик, который снова висел на прежнем месте над столом. Артмастер перехватил мой взгляд.
— Хотите, лейтенант, — предложил он, — возьмите кортик себе.
Предложение застало меня врасплох. И вид у меня в этот момент, вероятно, был достаточно растерянный, потому что мастер иронически ухмыльнулся и пробормотал что-то ехидное. А вслух заметил:
— Вы же сами просили!
Я продолжал молча стоять, не зная, что сказать, и глядя на поблескивавшую в полумраке землянки золоченую рукоятку кортика. Честно говоря, мне очень хотелось воспользоваться предложением мастера, но я почему-то не мог на это решиться.
И я отказался. Пробормотал что-то не очень вразумительное и поспешил выбраться из землянки, провожаемый ироническим взглядом старого мастера. Он, конечно, имел все основания так на меня смотреть: еще бы, молодой офицер, комсомолец, даже комсорг штабной комсомольской организации, и вдруг.
Однако история кортика на этом не кончилась. Прошло совсем немного времени, и пролетавший ночью над нашим расположением немецкий самолет, видимо, сбросил наугад случайно оставшуюся у него бомбу. И представьте, она угодила прямо в землянку артмастерской. К счастью, бомба оказалась не очень большой, а перекрытие у землянки очень надежным — в два наката; и хотя оно все-таки обрушилось, мастер оказался жив, его только немного оглушило.
На другой день я встретил его на берегу небольшого пруда. Мастер стоял у самой воды, в руке у него я заметил кортик.
Увидев меня, он пошел навстречу и, положив руку на плечо, произнес виновато:
— Ты уж прости меня, лейтенант.
— Простить? За что? — удивился я.
— Да ведь выходит, что погубить я тебя хотел. Кортик этот проклятый взять предлагал, а ведь он и впрямь беду приносит.
— Ну что вы, — неуверенно возразил я, — не может того быть.
— Человек многого не знает, лейтенант. Нет, лучше уж подальше от греха.
И размахнувшись, он хотел швырнуть кортик в воду.
— Стойте! — вдруг раздался за нашей спиной чей-то голос.
Мы оглянулись. Позади нас стоял капитан, начальник штаба полка, присланный в нашу часть всего несколько дней тому назад.
— Разрешите? — попросил он и взял у артмастера кортик.
Повертев его в руках и осторожно проведя пальцем по лезвию, он бережно вложил клинок в ножны и, внимательно посмотрев на мастера, сказал:
— Хорошая вещь. Зачем выбрасывать? Отдайте его лучше мне.
— Не могу. Вы недавно у нас, не знаете.
— Знаю. Все знаю. Слышал эту историю. Но я не суеверный.
— Нет, не могу, — покачал головой артмастер. — Если с вами что-то случится, я всю жизнь казниться буду. Не хочу брать грех на душу.
— Уверяю вас, если со мной что-то и случится, то не из-за этого кортика, — рассмеялся начштаба.
— Не могу, — продолжал сопротивляться артмастер. Капитан стал серьезным.
— Хорошо, — сказал он. — В таком случае давайте во всем разберемся. Не могу допустить, — он снова улыбнулся, — чтобы в полку завелась нечистая сила.
— А что тут разбираться? Первый-то его хозяин, немец, где погиб? В лесу, в стороне от передовой. Значит, шальная пуля его достала. Помначштаба тоже от случайного снаряда погиб. Следующий владелец, комвзвода, в окопе — прямое попадание. И в мою землянку прямое попадание тоже. А часто такие попадания случаются, товарищ капитан?
