Он осторожно обернулся. Никого не было. В деревне насмешливо тявкала собачонка.
— Ну, баба! — восхищенно выругался Мишка. — Ну, сыщу же я тебя!.. Ну бедная же ты у меня будешь!..
Он закурил и, шагая обратно в деревню, ругал себя всеми словами, какие только приходили в голову.
Утром он пришел в контору и спросил у вахтера, где занимается Корнев. Ему указали. В маленькой комнатке за столом сидела девушка в синем платье. Она строго посмотрела на него круглыми не то удивленными, не то страдающими глазами и вдруг улыбнулась. Золотые сережки Дрогнули в ее маленьких смуглых ушах.
— Вам кого? — четко и требовательно спросила она.
Мишка снял кубанку с малиновым верхом, обнажив свои крутые с синим отливом цыганские кудри. Его лицо налилось густой кровью, белые желваки тяжело прокатились по сизым скулам. Он узнал ее, свою ночную оплошку, злую насмешку над мужским его достоинством, узнал, но ничем не выдал себя. Поди задень такую голой рукой. В другое бы время, может, и не стерпел. А сейчас нельзя.
— Мне Виталий Осиповича, — с вежливым бешенством ответил Мишка.
— Ну не знаю, придет ли он сегодня. Подождите.
Он вынул жестяной портсигар, примерился присесть тут же на деревянный диванчик, перекурить свой позор, но она, не глянув даже, приказала:
— С папиросой — в коридор.
Он звонко защелкнул портсигар и сел, бросив кубанку рядом.
Сидел. Ждал.
Вдруг она спросила, чуть улыбнувшись:
— Нашел мамку, сирота?
И это Мишка вытерпел. Смолчал.
В это время вошел надменный плотный человек в отличном сером костюме. Он строго посмотрел на секретаршу, и Мишка злорадно подумал: «Этот ей сейчас всыпет».
— Скажите, патрон еще у начальника?
— У начальника, — ответила она, забыв спрятать улыбку.
— О, у вас редкое настроение, — почему-то обрадовался надменный человек.
— А это никого не касается, — вдруг резко ответила она, — что у вас?
— Ну зачем же так строго! — воскликнул он. — Вы скажите: это правда?
— Что?
— Иванищев назначен директором завода? А Корнев…
Лина, глядя на него в упор, сказала:
— Вот придет Виталий Осипович, я скажу ему, что вы просите принять его. Тогда вы и зададите ему эти вопросы. Хотите?..
— Ну что у вас за характер, — вдруг утратив большую часть своей надменности, прошипел тот, отступая к двери.
Мишка подумал: «Ого!» Никаких мыслей у него больше не оказалось. Он вынул портсигар и поднялся, чтобы выйти в коридор, но в это время увидел Виталия Осиповича.
Не замечая Мишку, тот быстро пошел к двери своего кабинета. Взявшись за ручку, он вдруг остановился. Лина поднялась и привычным движением положила руку на зеленую папку.
— Здравствуйте, Лина, — сказал он, оглянувшись на девушку. — Заходите.
Стараясь мягко ступать на носки, она проскользнула вслед за ним и заняла свое обычное место, с левой стороны стола.
— Можно мне подать заявление? — спросила она. — Хочу работать у вас.
Виталий Осипович быстро вскинул на нее глаза. Лина смотрела на зеленую папку, поглаживая ее своими смуглыми пальцами.
— Отлично. Знаете о переменах? Гаврила Гаврилович по совместительству назначен директором комбината. Все строительство ложится на нас с вами. Трудно нам придется! — воскликнул он с таким торжеством, словно поздравлял с праздником.
Мишка постучал и, не дожидаясь приглашения, приоткрыл дверь. Виталий Осипович сразу узнал его:
— Входи, герой, входи — садись.
Мишка решительно сел и посмотрел на Лину. Горячие его глаза блеснули и сузились. Она, спросив: «Можно идти?», исчезла.
— С городом, значит, не поладил? Рассказывай все как есть.
Глядя на свои большие нечистые ладони. Мишка неохотно ответил:
— Права отобрали. Вот и весь рассказ.
— От суда сбежал?
— Ну что вы такое мне говорите! — горячо вскинулся Мишка. — Куда бежать-то? Машину разбил, таксишку. Присудили платить. Отобрали права. А куда я без машины? Можете это понять? Вы-то меня знаете…
Зазвонил телефон. Виталий Осипович, снимая трубку, ответил озабоченно: — Я тебя знаю, Михаил, знаю. — И в трубку спросил: — Кто? Козырев? Лицо его вдруг оживилось, он выпрямился в кресле и, откинув голову, сказал, словно друга по плечу хлопнул: — Ваня. Полный порядок. Будем строить. Ты сам походи, полазай по этажам. Посмотри, как на твой взгляд. Ну, давай действуй. Вечером заходи!
Положив трубку, Виталий Осипович некоторое время улыбался, словно все еще дружески похлопывая по плечу друга Ивана Козырева.
А Мишка хмуро ожидал, когда на него обратят внимание.
Наконец Виталий Осипович вспомнил о нем.
— Вот такие дела, Михаил. Все сказал? Ну, ладно, не клянись. Тебе нет резона меня обманывать. Пока права заработаешь, принимай трактор. На нем не разлетишься.
Мишка вскочил. Щегольская его кубанка покатилась по полу.
— Мне на трактор!?
Виталий Осипович посмотрел на зеленую папку, забытую Линой. Добрым голосом сказал:
— И то учти, преступление для тебя делаю. Вчера бы я и разговаривать с тобой не стал.
Мишка с налету ловко, как джигит, поддел рукой свою малиновую кубанку и распахнул дверь. Лина подняла на него удивленные глаза. Скрипнув зубами, он снова закрыл дверь.
— Оцепили вы меня со всех сторон! — ударил он себя кубанкой в грудь и повалился на стул.
— Встать, — приказал Виталий Осипович. — Ты мне истерик не закатывай. Иди. В той комнате, если хочешь, напишешь заявление. Да скорее давай, а то я и передумать могу.
Мишка, глядя в пол, прошел через все комнаты и коридор, не надевая кубанки. Остановился только на крыльце. Сквозь частую сетку мелкого стремительного снега светило бледное солнце. Обнаженная, захмелевшая от робкой весенней ласки земля своевольно сбрасывала ненужные холодные одежды зимы. Снег истлевал на лету.
Неподалеку от конторы шла раскорчевка. Трактор, осторожно урча, задом подбирался к пню. Маленький по сравнению с машиной человек обмотал цепью обнаженные основания корней. Трактор взревел, рванулся вперед, задрал к небу сверкающую чешую гусениц и снова угрожающе взревел. Вдруг, заглушая его вибрирующий рев, гулко ахнула земля, и огромный пень, похожий на разъяренного паука, взметнув комья земли искривленными лапками, кинулся на трактор. Тут и пришел конец его вековой жизни.
Эта картина борьбы человека с природой вернула Мишку на путь трезвой оценки своего положения. Нельзя сказать, чтобы оно было завидное. И вообще, начиная со вчерашнего вечера, он вел себя как дурак. Забыл, что народ сюда идет не робкий. Народ, прямо скажем, закаляется в здешнем климате. И такие вот пеньки, если они на дороге, убирают к чертовой бабушке. Запросто. Не будь, Мишка, пеньком, не порти свою кровь и чужую тоже.
Бросив папиросу, он вошел в комнату, положил кубанку на деревянный диванчик у входа и с угрюмой вежливостью попросил у Лины бумаги.
