Они быстро поужинали, затем устроились на матах в заднем отсеке убежища. Нильс тоже остался в убежище снаружи у рации. Он читал. Уходя спать, Павлыш взглянул на него. Метровое полушарие, исцарапанное, изъеденное жарой и кислотами, избитое камнями, подкатилось к стене, прижало к ней щупальцами раскрытую книгу и время от времени переворачивало страницы третьим щупальцем, выскакивающим молнией из панциря и исчезавшим в нем.
В спальном отсеке было полутемно. Посапывал Пфлюг. Иерихонский спал спокойно, сложив руки на животе. Ван подвинулся, освобождая место Павлышу.
— Спать пора, — сказал из-за перегородки Нильс.
— Ты стал заботиться о нашем режиме? — спросил Ван.
— Нет, — сказал Нильс, — мне просто приятно, что я могу кому-то что-то сказать. И не формулы или наблюдения, что-нибудь будничное. Например: Маша, передай компот. Или: Ван, спи, завтра рано вставать.
Павлыш промаялся еще несколько минут, потом спросил у Вана:
— А Марина Ким далеко отсюда?
Ван не ответил. Наверное, заснул.
Павлыш проснулся от подземного толчка. Остальные уже встали. Пфлюг гремел банками, собирался на охоту.
— Павлыш, ты проснулся? — спросил Иерихонский.
— Иду.
Из-за перегородки тянуло пахучим кофе.
— Умойся в тазу, — сказал Иерихонский.
Таз стоял у окна, выходившего к морю. Вода в тазу была холодная. Берег странно преобразился за ночь. Он был покрыт снегом, залив замерз до самых рифов, о которые бились волны, а по пологу снега, укрывшему ледяной панцирь залива, тянулись черные нитки трещин. Вдоль берега по снегу брел Нильс, оставляя за собой странный след, словно по целине проехала телега.
Позавтракав, Павлыш оделся и вышел наружу. Солнце выбралось из-за туч, и снег начал таять. Над черным, покрытом грязью склоном, поднимался легкий пар. Снег похрустывал под подошвами.
Пфлюг сидел на корточках, что-то выковыривая ножом из снега.
— Сегодня мы с вами сделаем по крайней мере три великих открытия, — сказал он Павлышу. Голос в шлемофоне звучал восторженно.
— Почему только три? — спросил Павлыш.
— Я сюда приезжаю восьмой раз и каждый раз нахожу по три незнакомых науке семейства. Разве это не великолепно?
Черной точкой обозначился в небе флайер. Солнце припекало, и Павлыш уменьшил температуру обогрева. Белое облако медленно ползло по небу, и флайер поднырнул под него, спускаясь к убежищу.
Прилетел Димов с сейсмологом Гогией.
— Где Нильс? — спросил он Павлыша, поздоровавшись.
— Наверное, полез в кратер.
— Плохие новости, — сказал Гогия. Он был молод, худ и легко краснел. — Нильс был прав. Напряжение в коре растет быстрее, чем мы считали. Эпицентр километрах в ста отсюда. Станцию не затронет.
Гогия показал в сторону солнца. Океан был спокоен, в заливе образовалась полынья, над ней поднимался пар.
— Я попробую связаться с Нильсом. — Гогия пошел в убежище.
Димов с Павлышем последовали за ним.
— Кто мог предположить, — сказал Иерихонский, увидев Димова, — что вы устроите землетрясение именно сегодня?
Он держал в руке чашку с кофе, от которой поднимался пар, как от гейзера.
— Передайте мне чашку, пожалуйста, — сказал Димов. — Ведь вы варили кофе для гостей, не так ли?
Димов выпил кофе залпом, несколько секунд сидел, потеряв дыхание. Наконец отдышался и сказал:
— Вот сейчас бы я погиб, и все вздохнули бы с облегчением.
— Мы бы не дали вам погибнуть, — возразил Павлыш. — Я реаниматор. В крайнем случае заморозили бы вас до Земли.
Гогия отправился на гору и обещал вернуться через час. Димов вышел на связь со Станцией, отдавая повседневные распоряжения, которые не успел отдать, потому что очень рано вылетел оттуда. Иерихонский вновь углубился в изучение лент диагноста. Ван разбирал какой-то прибор. Действия людей, оставшихся в убежище, были будничны, но с каждой минутой под куполом росло напряжение, невысказанное, но ощущавшееся даже Павлышем. Подводники должны были приплыть уже час назад, но их все еще не было…
Второй толчок землетрясения раздался примерно через час после прилета Димова. Ван, дежуривший у рации, сказал Димову:
— Нильс передает, что увеличилось выделение газов. Эскалация выше расчетной.
— Может нам эвакуировать убежище? — сказал Иерихонский. — И здесь остались бы только мы с Нильсом.
— Чепуха, — сказал Димов. — Ван, спроси сейсмологов, каковы перспективы для острова.
Земля под ногами мелко вздрагивала, будто кто просился наружу из запертого подвала.
— Если здесь будет извержение, поток должен пойти в другую сторону. Хотя, конечно, гарантировать ничего нельзя.
Вернулся Гогия с пленками, снятыми с самописцев.
— С ума сойти! — сказал он, не скрывая восторга. — Мы свидетели катаклизма настоящего масштаба. Какой сброс! Вы не представляете, что творится в океане!
Димов неодобрительно нахмурился.
— Простите, — сказал он Павлышу, — следовало бы дать вам возможность вернуться на Станцию. Здесь может быть опасно. Но мы ограничены в средствах транспорта.
Павлыш даже не успел оскорбиться. Димов и не смотрел на него.
— Ван, — продолжал Димов так же буднично, — немедленно вызывайте Вершину, пускай летят сюда.
— Зачем? — не сразу понял Ван.
— Искать. Будем их искать. Здесь глубины небольшие.
— Не выношу безделья, — сказал Иерихонский. — Я пойду на катере им навстречу.
— Катер поведет Ван, — сказал Димов. — Иерихонский пойдет с ним. Вы, Павлыш, останьтесь у рации и, если нужно, вылетите на флайере.
Павлыш подошел к рации и встал за спиной у Вана.
Ван сказал поднимаясь:
— Все позывные тут. Рация стандартна. Знакомы?
— Проходили.
Ван понизил голос и сказал на ухо Павлышу:
— Не спорьте с Димовым. Он сейчас — сплошные нервы. Катаклизм на носу. Иерихонский в истерике, а подводники ищут жемчуг в Синем гроте, не зная, что их ждет, когда они сюда явятся.
— Вы уверены, что тревога ложная?
— Иные варианты слишком опасны, — ответил лаконично Ван. Он взял свой комбинезон и маску.
За окном мелькнуло что-то белое, будто там махнули простыней.
— Эй, — сказал Ван, выглянув наружу, — на ловца и зверь бежит. Это же Алан!
— Где? — спросил Димов.
— Сам прилетел. Теперь вот доказывайте, что телепатии не существует.
Окно было прямо перед Павлышем. По черному, мокрому от растаявшего снега берегу медленно брела громадная белая птица. Такая же, как та, что Павлыш видел в день прилета.
