Но нет. Нет! Сидор будто увидал уставленный в него неоспоримый перст: — Ты! Ты и есть эта баба!
Всхрапнув, музрук сорвался с табурета и бросился к выходу, с трудом преодолевая бесконечные пространства столовой, которые загибались навстречу ему, чтоб опрокинуть, не дать уйти. Сидор сжимал в руках стонущую голову, баян свисал с плеча и бил его в крестец, подгоняя.
— Наш Сидор Сидорович, видно, вспомнил что-то, — решила вслух Соня.
— Утюг выключить, — довольно плоско сострил гитарист. И опять все задвигалось на этом празднике, закружилось себе, позабыв о ненужном влюбленном руководителе. Баба же удалилась в прежнее неизвестное место.
В своей комнате Сидор осмотрел все и понял, что смотреть ни на что не стоит, все отвратительно и в гадком беспорядке. Казалось, каждый из предметов следит за ним насмешливым ироническим взглядом, даже сор ухмыляется из углов.
Иссидоров озлобленно схватил веник и истратил на это все силы, поняв тут же, что мести не сможет; двинулся было к тумбочке поискать там яду или намыленного шнурка, но не смог выбрать направления, натыкался на стены и предметы, которые отталкивали его от себя, не пуская к цели. Сидор в досаде, изумленно озираясь, метался меж них и вдруг боковым зрением узнал в зеркале эти движения. Точно! Это был тот самый омерзительный танец, что танцевали дети и Соня. Вот и он затанцевал его. Веселись, Сидор! Пляши! И в пол башкой брякнись, чтоб не встать…
Но неведомый спинной тычок выпихнул его вон на волю…
Вид живой природы в момент поздних сумерек открылся ему и остановил его. Остановил в широком смысле, можно сказать так: оглушил.
Изумление и горе прекратили свой рост, замерли пока, как были…
Природа предстала перед Иссидоровым всей своей непостижимой громадностью, освещенная своими же боковыми лучами, полилась в его ноздри благоуханием лепестков и трав.
Рыжее солнце уже приготовилось сесть за деревья, подоткнув малиновый подол. Красная дорога от него шла напрямик к озеру. Фиолетовые тени пролегли от сине-оранжевых стволов. Изумрудная, чуть не голубая трава выказывала огненные цветки. Отдаления не знали пределов.
Сам Творец явился Сидору своим рукодельем напомнить музруку свое место и смысл его назначения.
Сидор заторопился увидать явление. Он раскрыл шире глаза и распахнул раненую душу навстречу чуду. Благодать полилась в него. Впечатление от недавнего события как-то сжалось, сцепилось в комок и укатилось, и закатилось в дальний, наполненный туманом овраг.
И когда солнце, сплющившись, село, оставляя призрачный, разлетающийся в стороны свет и жар от горящих верхушек сосен, а комары довольно плотно облепили шею артиста, Сидор, только что не преклонив колен, утихомирился. Мало того, в сердце у него зазвучала музыка. Вернее, он услыхал ее сердцем.
Музыка, видимо с незапамятных пор жившая тут, возле ветхой, ушедшей в землю скамьи, зазвучала еще слышнее, напоминая музруку об оставленной семье, той, давней любви и еще целой веренице вечеров, когда он был счастлив.
Сидор рванул мехи баяна и, разом найдя нужный напев из прежних, лучших времен, взмолился Творцу, выкладывая весь свой талант напоказ, возвращая его:
Окончив песню и еще постояв над озером, Иссидоров поспешил в райцентр на круглосуточный переговорный пункт.
Он поспешал, семеня и сбиваясь на бег трусцой, бежа грядущего, желая поскорей дозвониться жене, чтоб узнать ее голос и что она скучает там о нем и ждет его. А он сознается во всем, в любви до гроба.
Протяжно пел ему вдогонку горн. В спальнях неохотно укладывались пионеры, поминутно затевая возню, перебрасываясь печеньем и хлебом, переживая самое длинное время жизни и не замечая красоты вечера и своей вечной юности.
ТРИ КОТА
СКАЗКА
Было трое котов: Прохор, Харлам и Терентий. Вместе их связала крепкая мужская дружба, закаленная переменными осадками, ветром, постоянной проголодью и другими вещами, известными всякому, кто жил на крыше или чердаке и дышал вольным воздухом необозримых пространств.
Терентий сразу, от рождения был диким. Человеческой ласки и добра не помнил, предпочитал держаться от двуногих подальше. Охотился на голубей и не упускал случая схлестнуться с себе подобным, а того лучше — домашним котом, дать тому по сопатке или слепить «хоппель-топпель». Прохор с Харламом были сперва домашними животными и жили себе поживали припеваючи посреди человеческих удобств, даже «ходили» куда и люди, но Прохор, хоть и добрый, не поладил с появившейся в доме шавкой- шмакодявкой, визгливой и вздорной, и когда поставил вопрос ребром: — Я или она!? — ответ вышел не в его пользу.
— Ладно, — решил Прохор и покинул теплое, уютное место.
А Харлам чудом спасся от одной зловещей операции над собой (для его же пользы, как утверждали хозяева), совершив рекордный прыжок из-под самых ножей в форточку, и постарался сразу и навсегда забыть прошлое, вычеркнуть его из памяти долой.
Сперва они прошли через обоюдную кровопролитную Драку, в которой каждый пожертвовал частью своей наружности, но после оценили и полюбили друг друга, решив, что вместе легче будет преодолевать трудности — единственное, чего всегда был весь ассортимент и объем.
Терентий был самым опытным, ловко крал кооперативную колбасу, и если кто болел, мог, пользуясь своим неугасшим инстинктом, находить на газоне нужную траву для лечения.
Прохор хоть и добрый был, но такой здоровущий, что в драках с чужаками не знал равных, горой стоял за товарищей.
А Харлам был остряк и балагур, умел разгонять печаль, знал много таких окошек, за которыми часто слушали музыку. Зажили вместе. Бескрайние просторы крыш, таинственные, наполненные чудесами чердаки, лестничные бачки — все принадлежало им. Даже батареи в парадных, как только холодало, нагревались по их желанию.
Каждый думал за троих. Казалось, нет такой опасности, которая испугала бы друзей, разве что заведись на крыше рыси и тигры.
Однако в натуральной природе есть бездны, каких не постичь даже самому обширному человеческому уму, не говоря о котовом.
Отчего, к примеру, перестает валить снег и начинает греть солнце? Почему люди в оранжевых и зеленых куртках узнают, что пришла пора сбрасывать снег и отбивать сосульки с крыш? Откуда вдруг берется столько бодрости и сил? Зачем надо орать во все горло часами для неизвестных причин? Не будь этих вопросов, вернее, ответов на них, не оказались бы друзья перед лицом трагедии, а прожили б свой кошачий век втроем до конца.
