– Не хочу, чтоб ты видел меня такой... Я сам. Ты беги. Там за лесом станция. Четыре километра на восток...
– Что за чушь! Они тебя убьют!
– Я на ферму, к Володе...
– К какому еще Володе?
– Ну, к механизатору, я же говорила... Он хороший... Только он думает, что я девушка... Ничего, скажу, что подстриглась. Фэшн такой... Да беги же ты!
Валя сердито топнул ногой и зарыдал еще горше.
Оглянувшись на щель в заборе, Фандорин побежал через поле к опушке леса. Когда же, минуту спустя, обернулся, Вали у ограды уже не было.
Больше не оборачивался до самых деревьев. Лишь нырнув за первый куст, перевел дух. Раздвинул ветки.
Коттеджный поселок «На горах» был похож на сказочный остров, вынырнувший из пучины моря: из-за стены торчали башенки, флюгера, кружки спутниковых антенн. Остров на море лежит, град на острове стоит...
Слава богу, хоть тридцати трех богатырей было не видно. Снова выскользнул неуловимый Н. Фандорин из когтистых лап беды.
Немножко постоял, прижавшись горячим лбом к влажной и холодной коре дуба. Перед тем как идти (стало быть, всего четыре километра?), вынул из кармана пистолет, кинул на орудие убийства полный отвращения взгляд и швырнул в канаву, которая, судя по цвету воды, не высыхала даже летом.
Сначала шагал быстро, на всякий случай поглядывая назад. Дурацкий халат расстегнул – было жарко. О том, что произошло каких-нибудь пять, самое большее десять минут назад, старался не думать. Понятно, что теперь так, как прежде, жить будет невозможно, но об этом после, после. Сначала уйти подальше, остыть.
Остыл Фандорин довольно быстро – во всяком случае, в физическом смысле. Сначала запахнул халат, потом поднял воротник, спрятал руки в широкие рукава с отворотами.
Черт, как холодно!
Чему удивляться – середина ноября. Сколько сейчас? Плюс два, плюс три. Вряд ли больше.
Кстати говоря, вот он так решительно устремился в чащу, а где здесь восток? Ника остановился, посмотрел по сторонам.
Подмосковный лес в ноябре безлюден и бесприютен. Люди сюда не ходят, потому что незачем: золотая осень позади, для лыжных прогулок еще рано.
В отсутствие людей игрушечная пригородная чаща удивительным образом вернула себе достоинство дикой природы. Было очень тихо, сумрачно. Пахло смертью.
На поляне виднелся черный угольный круг; два кирпича, пара пустых бутылок. В луже поблескивал кусочек фольги. Вот и всё, что осталось здесь от человека. Николас вдруг подумал, что пройдет сколько-то лет, и человечество исчезнет с поверхности земли, как исчезли из этого леса дачники. И останутся от человечества лишь бессмысленные обрывки и обломки.
Одернул себя: нашел время для философствований. Итак, где у нас восток?
В книжках пишут, что деревья с северной стороны порастают мхом. Ага, вот на березе зеленая плюшевая полоса. Значит, если встать к ней лицом, восток будет слева.
Ободренный, Фандорин двинулся по проложенному курсу и шел довольно бодро – до тех пор, пока прямо перед носом не оказалась другая береза, повернувшаяся ему навстречу точно таким же мшистым боком.
Как. это может быть? Получается, что он движется не на восток, а на юг?
Николас задрал голову, посмотрел в серое, постепенно темнеющее небо. И представил, как он смотрится оттуда, сверху: нелепое существо в пестром халате и домашних тапочках, а вокруг лишь голые скелеты деревьев.
Как Иван-царевич в заколдованном лесу, только Серого Волка нет.
И едва он это подумал, как неподалеку зашуршала палая листва. Николас дернулся, оглянулся и не веря глазам увидел над пнем серую мохнатую морду с нахмуренным лбом, острые уши, настороженные глаза, на мгновение блеснувшие нехорошим фосфорическим блеском.
Нет, это был не серый волк, а всего лишь серый волчок. Вернее дворняга, среди предков которой наверняка не обошлось без немецкой овчарки.
Живому существу Фандорин обрадовался. Вдвоем всё веселей.
Он посвистел, почмокал, протянул руку.
Собака смотрела все так же настороженно. Не лаяла, не рычала, с места не трогалась.
Тогда он начал потихоньку к ней подбираться, приговаривая:
– Ну, ну, не бойся, собакевич. Давай знакомиться...
Пес попятился. Потом, то и дело оглядываясь, затрусил через лес – не очень быстро, словно не решил, убегать или нет.
Ника припустил следом.
– Погоди! Эй, ты же друг человека! Собака выбежала на поляну, где были свалены спиленные и, очевидно, давным-давно позабытые столбы. Остановилась.
Фандорин с разбегу не сразу увидел, что возле штабеля разлеглась целая собачья стая. Один пес, широкогрудый, с наполовину облезлой башкой, поднялся и оскалил желтые клыки. Остальные тоже немедленно вскочили. Как мало эти лесные пираты были похожи на городских собак! Ни тени робости или заискивания, никакого виляния хвостом. А глаза примеривающиеся, как бы оценивающие, что ты такое: опасность или добыча.
Похолодев, Ника вспомнил прочитанную где-то статью о том, сколько в подмосковных лесах развелось бездомных псов. Они давно, Бог знает сколько поколений назад, одичали и запросто нападают на оленей, на лосей, а иногда и на людей.
С перепугу Николас пожалел о выброшенном пистолете, но тут же устыдился. Что ж теперь, без пистолета ни шагу, что ли? Чуть-что, давай, пали, решай все проблемы при помощи свинца! Человека убил, теперь еще собак перестреляй. А разве они виноваты, что люди их или их предков выгнали из дома? Неужто ты мог бы застрелить вон ту каштанку с квадратной мордой? Или вон ту рыжую нескладеху с мордой колли и коротенькими лапами таксы?
Он попятился назад – не слишком быстро, чтобы это не выглядело, как бегство. Собаки провожали его глазами, враждебности пока не проявляли.
Шагнув за дерево, Фандорин развернулся и тут уж дунул со всех ног.
Бежал, пока не отлетела размокшая подметка на тапочке. Кое-как прицепил ее обратно. Сел на поваленное дерево, стал анализировать ситуацию.
Не тайга же. Какого размера может быть лесной массив в ближнем Подмосковье? Максимум несколько квадратных километров.
Это он просто запаниковал, вот и стал метаться безо всякого толка и смысла.
Что говорит в подобных случаях своим клиентам специалист по умным советам? Сначала нужно локализовать первопричину стресса.
Она совершенно очевидна, мысленно сказал специалисту Николас Фандорин. Я совершил убийство. Однажды мне уже доводилось стрелять в человека, но в тот раз, слава Богу, обошлось. А теперь не обошлось. Веснушчатый парень, на вид лет двадцати пяти, мертв. Его девять месяцев вынашивала мать, потом он долго рос, познавал мир, о чем-то мечтал, а я всё это перечеркнул. Каким бы плохим ни казался тебе кто-то, убивать его нельзя, потому что каждый человек – это вселенная. И каждого человека (ну, или почти каждого) кто-то любит, для кого-то он свет в окошке, кому-то без него и жизнь не в жизнь.
Советчик печально покивал, вникнув в суть проблемы. И ответил так.
Да, ты убил, но не хладнокровно, взвесив все «за» и «против», а подчинился инстинкту, который велит человеку защищать себя и своих друзей. Значит, рыжий бандит – вселенная. А Валя что же? Разве его, то есть ее, ах не важно, разве Валю никто не любит? И потом, ты сам. Ты ведь тоже вселенная, и в этой вселенной кроме тебя есть еще жена, есть дочь и сын. Или уж люби всё человечество одинаково, как Христос, и тогда подставляй левую щеку, не сопротивляйся насилию, иди на заклание и всё такое прочее,
