он есть и должен быть законом, подчиненным, конечно, королеве.
Снова вежливый кивок Катарине, и снова она стерпела неуважение, но руки ее крепко стиснули подлокотники кресла, так что побелели костяшки пальцев.
— И все же ныне Ваше Величество ниспровергает этот великий и длительный порядок и определяет нам судей, назначенных вами справлять правосудие в наших доменах, вопреки мудрости вашего отца, благородная королева, и его отца допрежь его, и всех ваших предков с начала рода вашего. Если мне дозволительно говорить прямо, я нахожу это почти насмешкой над нашими предками, великими и благородными, и, говоря лично за себя, я не могу потерпеть этого вашего мужлана-подчиненного, который думает помыкать мною в моем собственном доме!
Он закончил речь почти криком, пылая побагровевшим лицом на королеву.
— Вы кончили? — спросила Катарина тоном, который она хранила в леднике именно для такого случая.
Герцог Бурбон медленно склонил голову:
— Да, — и сел.
Катарина на миг закрыла глаза, потом посмотрела на Брома О'Берина и едва заметно кивнула.
Бром встал.
— Кто-нибудь выскажется в поддержку милорда Бурбона?
На ноги поднялся молодой человек с огненно-рыжими волосами.
— Я согласен со всем, что сказал милорд Бурбон. Более того, я добавлю, что королеве было бы не худо обдумать возможность продажности назначенных ею судей; ибо человека, не имеющего ни земель, ни средств, ни родового имени, честь коего надо поддерживать, можно будет легко искусить торговать своим правосудием.
— Если они сделают это, — отрезала Катарина, — то будут повешены на самой высокой виселице, и люди, которым они учинили несправедливость, послужат им палачами.
Она хранила молчание ровно три вздоха, сцепившись глазами с вельможей; затем Бром О'Берин прорычал:
— Выражаем нашу благодарность герцогу Савойскому.
Молодой человек поклонился и сел.
— Кто еще выскажется в пользу милордов Бурбона и Савойского?
Один за другим остальные десять лордов поддержали герцога Бурбона. Великий Совет королевы был единогласно против нее.
С миг Катарина держала глаза закрытыми, плотно сжав губы. Открыв их, она обвела стол пылающим взглядом.
— Я глубоко огорчена, милорды, находя всех вас столь сильно противящимися королевскому правосудию. — Она подарила им натянутую улыбку. — Благодарю вас за ваш честный совет. И все же я не отступлю от своего намерения, мои судьи останутся в ваших владениях.
Вельможи зашевелились в своих креслах, перешептываясь друг с другом низкими хриплыми голосами. Они, казалось, составляли одного большого, рычащего, потревоженного зверя.
Старый герцог Логайр медленно поднялся и тяжело оперся на стол.
— Моя королева, — прогромыхал он. — Подумайте: даже короли могут ошибаться в суждениях, а вы еще молоды в делах государства. Известно, что много умов вместе могут обрести более ясное знание, чем один ум в одиночку, а здесь, с вами, собрались двенадцать человек из наиболее древних и достопочтенных родов, из семей, поседевших, занимаясь делами государства; старые люди из старых семей и, надо надеяться, умудренные грузом своих лет. Ужель вы будете настаивать на своем, когда столько человек столь уверены в том, что вы неправы?
Лицо Катарины стало бледным, почти пергаментно-белым. Глаза ее горели.
— Да, — спокойно ответила она.
Долгий миг лорд Логайр смотрел ей в глаза, а затем медленно сел.
Катарина обвела взглядом окружающие ее лица, не жалея времени, чтобы заглянуть поглубже в каждую пару глаз. Затем, вздев подбородок, заявила:
— Мои судьи останутся в ваших владениях, милорды. Что же касается их возможной продажности, то вы найдете их почти святыми в пренебрежении к деньгам, винам и… удобствам. Их заботит лишь одно — только правосудие.
Она помолчала, давая время дойти своим словам до лордов, и Род заметил, что среди Великих Лордов было несколько свекольно-красных лиц. Он догадался, что правосудие во владениях некоторых из них было совсем не таким праведным, как следовало бы.
Лицо герцога Логайра не покраснело. Единственное чувство, которое могло быть прочтено на нем, — горе.
— Однако, все это дело с судьями второстепенно по сравнению с целью, ради которой я созвала вас сюда сегодня. — Катарина улыбнулась с больше, чем намеком, на злость.
Головы вокруг всего стола вскинулись в тревоге. Бром О'Берин выглядел более потрясенным, чем все прочие. Катарина явно не проконсультировалась со своим Первым Советником, даже Брому преподнесли сюрприз.
Каждый лорд нагнул голову для быстрого, шепотом, совещания со своим советником; и выражение тревоги на их лицах углубилось до мрачного гнева.
— В каждом из ваших владений, — начала Катарина, — есть монастырь. Вы привыкли назначать священников в свои приходы из своих собственных монастырей.
С минуту она глядела на стол, затем снова подняла голову.
— Здесь, в этом замке, я собираю лучших теологов из всех монастырей. Вы наберете из своих монахов молодых братьев, по одному на каждый ваш приход, и пошлете их сюда, ко мне, для обучения моими монахами. Если в каком-либо случае я не одобрю вашего выбора, я отошлю их обратно к вам и потребую на их место других. Когда они закончат свое обучение и вступят в свои Ордена, я верну их вам служить вашими приходскими священниками.
Лорды с грохотом вскочили на ноги, крича и жестикулируя, грохоча кулаками по столу.
Этот гам прервал голос Катарины:
— Хватит! Молчать!
Медленно, один за другим, Великие Лорды впадали в мрачное молчание и, пылая взорами, погружались в свои кресла, но лица советников, казалось, вспыхнули от подавляемой радости, глаза их горели, и на каждом лице играла улыбка, только-только не переходящая в ухмылку.
— Я сказала, — произнесла Катарина с холодом и в голосе и в глазах. — Это будет сделано.
Поднялся, дрожа, старый лорд Логайр.
— Не будет ли Ваше Величество…
— Нет.
Бром О'Берин прочистил горло:
— Не разрешит ли Ваше Величество…
— Нет.
В палате Совета воцарилось молчание. Катарина снова обвела взглядом лица лордов и их советников.
Затем, повернувшись налево, она склонила голову:
— Милорд Логайр.
Старый вельможа поднялся, крепко сжав челюсти под седой бородой, его кулак в красновато- коричневых пятнах пульсировал от едва сдерживаемого гнева.
Он отодвинул назад большое позолоченное кресло, и Катарина встала. Он прошел обратно на свое место. Катарина повернулась, и огромные дубовые двери широко распахнулись. Гвардейцы выстроились впереди и позади нее. Она остановилась в дверях и обернулась.
— Подумайте, милорды, — посоветовала она. — И соглашайтесь, ибо вы не можете выстоять против меня.
Огромные двери захлопнулись за ней. В палате Совета разверзся ад кромешный.
— Да брось ты! Это классическая картина, вплоть до последнего оскорбленного взгляда!
