представляется возможность поставить хорошую палку в колеса двум подлым янки, которые явно стараются скрыть последние завещательные распоряжения мистера Джемса Кэртиса, а затем поделить между собой наследство. Для этого они и пытались снова ввергнуть в рабство Касси, Монтгомери и Элизу. Здесь, вероятно, главную роль играли не деньги, которые можно было выручить при продаже, а желание поставить несчастных в такие условия, чтобы они были лишены возможности потревожить покой грабителей, - а это легко могло случиться, если б они, будучи свободными людьми, когда-либо нашли копию завещания, которое достойные сообщники собирались уничтожить.
В отношении к Монтгомери ко всем этим расчетам добавлялась, повидимому, еще жажда мести, которой Грип Кэртис пылал после истории на Стэйт-стрит. Первой заботой достойного гражданина 'свободных' штатов было, как мы позже узнали, сразу по приезде в Новый Орлеан обзавестись длинной ременной плетью, которой он надеялся воспользоваться в самом скором будущем и отплатить Монтгомери за полученные на Стэйт-стрит палочные удары.
Элизе также предстояла достаточно горькая участь. Богомольный мистер Джильмор, ревностный член церковной общины, был так восхищен ее внешностью и тонким воспитанием, что сразу же решил оставить ее себе, в счет своей части добычи, предназначая ее для славной, в его глазах, роли своей наложницы.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
Следуя совету мистера Кольтера, мы прежде всего обратились за советом и разъяснениями к видному новоорлеанскому юристу.
Положение Касси, заявил он нам, довольно благоприятно, так как помимо того, что она была выкуплена мною, она имела право ссылаться на изданный в Луизиане закон, свидетельствующий о человеколюбии этого штата. По этому закону свободным может считаться тот раб, который, даже не имея официального акта об освобождении, в состоянии доказать, что в течение десяти последних лет жил на положении свободного человека. Касси в этом отношении полностью удовлетворяла требованиям закона.
Но в отношении Элизы и Монтгомери дело обстояло иначе, и положение их могло внушить самые серьезные опасения. Прежде всего, согласно одному из параграфов 'Кодекса законов о неграх', который тут же прочел нам юрист, ни один раб не может быть освобожден до достижения им тридцатилетнего возраста - да и то только с разрешения законодательного собрания и при условии, если будет удостоверено его безукоризненное поведение в течение четырех лет, предшествовавших акту об освобождении. В другом параграфе гражданского кодекса было сказано, что дети, рожденные рабыней, считаются рабами и являются собственностью лица, которому принадлежит мать. Иначе говоря, как разъяснялось далее, 'дети рабов и детеныши животных принадлежат владельцу матери или самки на правах приращенной собственности…' В таком положении, к несчастью, оказывались Монтгомери и Элиза, - ни одному из них не было тридцати лет, и оба были рождены матерями-рабынями, так что трудно было предположить, что мистеру Кэртису удалось оформить законный акт об их освобождении.
Существовала, правда, в этом законе оговорка, касавшаяся возможности освобождения раба и до того, как ему минет тридцать лет. Для этого ставилось условием, чтобы мотивы, которыми руководствовался владелец, были одобрены судьей данного прихода и не менее чем тремя четвертями всех присяжных общественной полиции. Но эта оговорка имела отношение только к рабам, родившимся в данном штате, - мистер Кэртис мог бы воспользоваться ею в отношении Элизы, но не в отношении Монтгомери.
Луизианское законодательство, как пояснил нам юрист, следуя в этом вопросе за гражданским законодательством, на основе которого оно создавалось, значительно более человечно, чем английские законы, принятые в других штатах. В Луизиане закон допускает, что отец, устно или письменно признавший ребенка рожденным от него, тем самым дает этому ребенку право на известную поддержку, на содержание, на предоставление ему возможности обучиться ремеслу. Тот же закон, однако, строго ограничивает право отца распоряжаться своим имуществом - будь то по завещанию или в форме дарственной - в тех случаях, когда после него остаются ближайшие или хотя бы и не ближайшие, но законные наследники. В Новой Англии, например, как и всюду в Соединенных Штатах, за исключением Луизианы, человек имеет право завещать или просто подарить свое имущество кому угодно. Но все это только если у него нет законных детей; если же они есть - он лишен права отдать или завещать своим 'незаконным' детям, - хотя бы он их официально и признал, - свыше очень скудной суммы на содержание до совершеннолетия. Если законных детей у него нет, но после него остаются братья или сестры, луизианскому гражданину предоставляется право составить дарственную в пользу других лиц лишь в сумме, не превышающей одной четверти всего его состояния.
Цель всех этих ограничений ясна. Законодатели стремились, с одной стороны, лишить отцов возможности сколько-нибудь значительно обеспечить детей, рожденных от негритянок или других цветных женщин, с другой - ставя препятствия к освобождению, подкрепить и возможно больше продлить существование рабства.
Юрист пояснил нам также, что мистер Кэртис, возможно, решил освободить свою дочь и Монтгомери, отослав их в 'свободные' штаты. Этим и объяснялась, повидимому, отсылка Элизы в Бостон, а Монтгомери в Нью-Йорк. Если бы они остались на Севере, этот способ даровать им свободу был бы, вероятно, вполне действителен. Но вопрос, не будут ли они вновь считаться состоящими в рабстве с момента своего возвращения в Луизиану, оставался спорным. Верховный суд в Луизиане, правда, много лет назад вынес решение, согласно которому раб, получивший свободу в связи с отправкой его в 'свободные' штаты, не мог быть ни при каких условиях вновь обращен в рабство. Постановление это, однако, было забыто, и с ним перестали считаться, так как оно совершенно не соответствовало современным настроениям. Нельзя было рассчитывать на то, что верховный суд в данное время, если перед ним будет поставлен подобный вопрос, подтвердит это постановление.
- Принимая во внимание все вышесказанное, - с любезной улыбкой закончил юрист, - в таких делах, как это, у мистера Джильмора, успевшего захватить Элизу как свою собственность, девять шансов из десяти, нет, десять шансов из десяти, - снова улыбнувшись, поправился юрист, - выиграть дело, если начнут оспаривать его права.
Мистер Джильмор, по словам нашего юриста, был давно знаком ему как ханжа и лицемер, при каждом удобном случае разглагольствующий о праве, справедливости и благочестии, но готовый в любую минуту плюнуть и на право и на справедливость, если только это может послужить его личной пользе.
Итак, сейчас самым насущным делом было помочь Монтгомери избежать расставленной ему ловушки. Если Монтгомери схватят, ему будет крайне трудно доказать свое право на звание свободного гражданина, ибо в одном из параграфов 'Кодекса законов о неграх', который наш юрист также счел нужным прочесть нам вслух, говорится, что 'цветные', даже и получившие свободу, не должны считать себя равными белым. Во всех случаях цветные должны уступать белым, говорить с ними или отвечать им почтительно, а в случае нарушения этих правил подлежат заключению в тюрьму на разные сроки, в зависимости от серьезности нанесенного ими белому оскорбления.
Следовательно, мы в лучшем случае могли рассчитывать на то, что Монтгомери будет отнесен к числу 'свободных цветных граждан'. В Виргинии и в Кентукки потомок негра в четвертом поколении, если все остальные его предки были белыми, считается белым, и африканская кровь в глазах закона как бы 'угасла' в нем. Но во многих других штатах, в том числе и в Луизиане, примесь африканской крови является несмываемым пятном. Самой крохотной частицы черной крови, если даже она тонет в потоках лучшей и самой 'аристократической' крови белых, достаточно, чтобы зачислить человека в разряд 'свободных цветных' людей, которые по 'Кодексу законов о неграх' но должны считать себя равными белым и обязаны во всем уступать им. Если кто-либо осмелится нанести Монтгомери оскорбление действием, он, разумеется, станет защищаться. Но горе ему, если он при этом прибегнет к тем же мерам, как на Стэйт-стрит по отношению к Грипу Кэртису: даже если Монтгомери и посчастливится установить свое право на свободу, ему грозят очень неприятные последствия.
Итак, прежде всего нужно было предотвратить возможность того, чтобы он попал в лапы мистера Грипа Кэртиса.
