по соседству ручье. Им хотелось смыть с себя пыль. Они по мере возможности привели в порядок платье друг друга, а солнце высушило их волосы.
Однако хорошая погода продержалась недолго. Постепенно небо затянулось, сначала легкими облачками, затем тяжелыми, черными тучами.
Пастор внимательно оглядел молодых людей, изучил внушающие доверие бумаги Доминика и с подозрением покосился на короткие волосы Виллему: они наводили на мысль о блуде, за который женщин брили наголо. Должно быть, это случилось довольно давно, подумал пастор, но что может быть общего между этим благородным офицером и подобной женщиной?
— Вы родственники? — спросил он, отметив про себя одинаковый цвет их глаз.
— Да, только очень дальние, — успокоил его Доминик. — Я вижу, вас смущают короткая стрижка моей жены, господин пастор. Но она не распутница. Просто, чтобы проехать через территорию врага, ей пришлось переодеться в мужское платье и остричь волосы. — Доминик задумчиво встряхнул свой кошелек. — Так вы согласны? Мы спешим.
Взгляд пастора проследил за жестом Доминика:
— Даже не знаю…
Первой нашлась Виллему:
— Мы не хотим затруднять пастора приведением в порядок церкви. Вы можете обвенчать нас у себя дома. Моему будущему мужу дорога каждая минута.
Наконец пастор уступил Виллему и Доминику и обвенчал их перед домашним алтарем, в присутствии пасторши и кучера. Виллему дрожащим голосом, торопливо ответила «да» на вопрос пастора. Ответ Доминика прозвучал по-мужски твердо и четко.
Исполненная серьезности, Виллему покинула пасторскую усадьбу со своим мужем, Домиником Линдом.
Теперь ее звали Виллему Линд дочь Калеба. А детей ее будут звать…
Детей? Нет, так далеко вперед она не загадывала! Эта мысль была отделена от нее барьером страха, тоски, которой она не могла дать выхода, и наложенным на них с Домиником табу.
Перед тем, как они сели на лошадей, Доминик обнял Виллему и они долго стояли молча, погруженные в свой мир. По лицу Виллему бежали слезы, Доминик не вытирал их. Он знал, что она плачет от счастья и что в это мгновение ни один из них не думает о будущем, о своих близких, о Тенгеле Злом и его проклятии.
На следующее утро они были уже в гавани Хальмстада.
А задержанная норвежская шхуна?
Да, она была у причала. Ее пассажиров содержали на борту в качестве пленников.
Увидев издали шхуну, Виллему побледнела.
— Это она, Доминик. Я должна была плыть на ней из Копенгагена. Господи, только бы все наши были живы и здоровы! Доминик, милый, мне так страшно!
У него тоже было тревожно на душе. Держась за руки, они шли по набережной по направлению к шхуне, возле которой стояла стража.
— Моих родителей здесь скорее всего нет, — сказал Доминик. — Они шведы, их наверняка освободили, и теперь они держат путь в Стокгольм.
Но он ошибся. Стража сообщила им, что Микаел и Анетта до сих пор находятся на борту. Причину их задержания Доминик с Виллему так и не поняли.
Поскольку Доминик был королевским курьером, их пропустили на шхуну, где скопилось и много других норвежских пассажиров, не имевших отношения к Людям Льда. Условия на борту были довольно суровые, а со временем обещали стать еще труднее. Пассажирам угрожали голод, грязь и болезни.
Вооруженный страж с кислой миной проводил Доминика и Виллему на верхнюю палубу, где была вся семья. Потом он отошел в сторонку, но так, чтобы держать их под надзором.
При появлении Виллему и Доминика родные взволновались. Они не верили своим глазам.
Виллему быстро убедилась, что здесь собрались все: старый Бранд, усталый, но с гордо поднятой головой, Андреас, Эли и их сын Никлас из Линде-аллее; Маттиас, Хильда и Ирмелин из Гростенсхольма; ее собственные родители и родители Доминика.
Слава Богу, подумала она.
— Что ты тут делаешь, Виллему? — воскликнула Габриэлла. — Ведь ты должна быть сейчас у бабушки!
— Я туда не поехала, — ответила Виллему. — Вместо этого я последовала за Домиником.
— Она спасла мне жизнь! — поспешно вмешался Доминик, чтобы предупредить возмущение, уже было мелькнувшее в их глазах. — А что случилось с вами?
За всех ответил старик Бранд:
— Благодаря Микаелу и Анетте, которые оказались на борту вместе с нами, нас содержат более или менее сносно. Стража побаивается твоих родителей, Доминик, подозревая, что они пользуются большим влиянием. А вообще-то солдаты в гавани плохо обращаются с иностранцами.
Он благодарно взглянул на Микаела и Анетту. И началась долгая церемония приветствий.
— Как я рад снова видеть тебя, дитя мое, — сказал Калеб Виллему. — Откуда вы сюда приехали?
Доминик глубоко вздохнул:
— Нам нужно сообщить вам одну новость. Мы с Виллему обвенчались. Теперь она моя жена.
Воцарилось напряженное молчание.
— Обвенчались? — выдавил наконец Никлас. — Вы все слышали? Они обвенчались! Значит, и мы с Ирмелин имеем право пожениться! Теперь никто не сможет помешать нам!
Ирмелин уже стояла рядом с Никласом, держа его за руку. Они как бы образовали единый фронт против всех.
— Доминик и Виллему не имели права жениться, — с трудом выговорил Андреас.
— Что ты наделала, Виллему! — всхлипнула Габриэлла.
— Как ты мог, Доминик, ведь ты знаешь, чем это чревато! — сказал Микаел.
— Это было неизбежно, отец, — тихо сказал Доминик. — Возможно, несколько лет мы бы еще и прожили друг без друга. Но рано или поздно нам суждено было соединиться.
Габриэлла кивнула: она давно знала, что это вопрос времени.
— А если у вас будет ребенок? — в отчаянии воскликнул Маттиас.
Боровшаяся со слезами Виллему слабо улыбнулась:
— Мы постараемся, чтобы все кончилось благополучно.
— Теперь вам ясно? — взволнованно вступил в разговор Никлас. — Ясно, что мы с Ирмелин тоже должны пожениться?
— Вам мало одного несчастья? — возразила Хильда.
Виллему вдруг почувствовала себя взрослой и мудрой:
— Тетя Хильда, — сказала она, — только одна из нас умрет родами. Вторая даст жизнь здоровому ребенку. Помните, печатью Людей Льда бывает отмечено лишь одно дитя из поколения.
— Верно, — подхватила Ирмелин.
— Прежде, чем мы продолжим нашу беседу, — вмешался Доминик, — мне нужно кое-что
